КЛАДБИЩЕ С ПОКОСИВШИМИСЯ КРЕСТАМИ

 

1.

 

Автомагазин находился на первом этаже серого кирпичного дома, построенного в  золотые шестидесятые, когда дух недавней хрущевской оттепели был  еще живее всех живых и в воздухе больше чувствовался вольный ветер, чем затхлое дыхание брежневского застоя. Высокая степень свободы никогда не была характерна для нашей великой и могучей державы, поэтому любой миг воли или хотя бы его иллюзия на долгие годы запечатлевается в памяти людей, со временем превращаясь в добрую старую сказку. В те времена, когда ложная свобода сочеталась с материальным благосостоянием, люди жили будущим, строили дома, растили детей и воспитывали их в духе любви к нашей советской Родине, во-первых, потому, что по-другому было нельзя, а во-вторых, потому, что эта жизненная концепция вполне отвечала их взглядам на жизнь.

Но и эта сказка вскоре должна была закончиться. Ничто не вечно, и миг свободы чаще всего обрывается очень быстро. Так получилось с несчастными стилягами – пока их запрещали и перекрывали кислород, они дрались и не сдавались; как только кислород открыли, оказалось, что время их кончилось и они никому, в том числе себе, неинтересны.

Строительство двухэтажного кирпичного дома, о котором мы ведем речь, началось с подачи отдела капитального строительства авиационного завода, который обязался к концу пятилетки сдать определенное количество квартир для работников предприятия. Был утвержден проект, прозванный позже  в народе «горьковским», а на деле очень напоминавший проект дома, в котором прошли детские годы Пола Маккартни  (кто не верит, откройте Хантера Дэвиса, посмотрите фотографии и сравните с постхрущевскими двухэтажками, каковых хватает во всех наших городах. И началось строительство.

Работу вела бригада, наполовину состоявшая из поклонников Высоцкого и Окуджавы, наполовину – из хиппарей, слушавших импортный рок на «костях», бобинных магнитофонах и   запрещенных западных радиоволнах. Так что строительство шло весело и споро.

Инцидентов на стройке почти не было, за исключением странного случая с каменщиком Давыдовым, который был известен в бригаде как Богомол. Слово это в данном случае означало не насекомое. Дело было в том, что Саша Давыдов был человеком весьма набожным, что встречалось в советской России редко, и к тому же нелюдимым и склонным к депрессиям. Его напрягало все – от выступлений вождей по радио и Высоцкого на магнитофоне бригадира до курения напарников и время от времени звучащего, как и на любой стройке, матерка. С каждым днем Богомол становился все мрачнее и мрачнее, часто бродил по территории стройки один, ни с кем не разговаривая и, что раздражало коллег, ничего не делая. Со временем его стали замечать молящимся в закоулках почти достроенного первого этажа, потом Давыдов исчез вовсе. На второй день его хватились, начали искать, но безуспешно. В последний раз кто-то из ребят  видел Богомола спускающимся в подвал, к тому времени полностью готовый. Подвал перевернули вверх дном, но ничего, кроме намалеванных на стене распятий, не обнаружили. В конце концов решили, что сумасшедший каменщик подался куда-нибудь в монастырь, и искать перестали – приняли на его место другого и, и над строительной площадкой вновь зазвучали «Вершина» и «Убирайся с моего облака».

Дом торжественно сдали в срок, и новые квартиры заселили счастливые рабочие авиазавода.  На дворе уже стояли семидесятые, хрущевской оттепелью и не пахло, было время талонов и дефицита для законопослушных и психушек для инакомыслящих. Уже забылось, как Никита Сергеевич обзывал Эрнста Неизвестного со товарищи «педерастами», и не за горами были суд над Иосифом Бродским и изгнание из страны Солженицына. Но это десятилетие, а также восьмидесятые прошли для обитателей дома безоблачно.

Правда, один трагический случай все-таки омрачил их безбедное, по рамкам совковой жизни, существование. Ильгиз Вафин, бывший мастер сборочного цеха, а ныне пенсионер и ветеран труда, задохнулся газом в своей квартире, находившейся аккурат над входом в подвал, где в последний раз видели Богомола. После выхода на пенсию Ильгиз-абы подружился с водочкой, и никто не удивился его трагической гибели. Зеленый змий до добра не доводит.

К тому времени Советский Союз уже отдал богу душу, и великая Империя Зла лежала в руинах. Авиазавод отказался от права собственности на дом, и двухэтажка перешла в муниципальное управление. А  ушлые отцы города немедленно продали освободившуюся квартиру мастера Вафина частной фирме, за скромную мзду перевели жилое помещение в нежилое, и после капремонта новые хозяева открыли в ней автомагазин. Который весьма успешно работал до 2005 года, то есть до того времени, когда неожиданно началось…

 

2.

 

Андрею Кирсанову недавно исполнилось двадцать два года. Он работал в автомагазине чуть больше двух лет, звезд с неба не хватал, но продавцом был неплохим.  После окончания школы Андрей до двадцати лет учился в театральном училище, а будучи отчисленным за непосещение занятий, устроился на работу в магазин.

Собственно говоря, слово «устроился» в данном случае было неуместно – устроила его мать, использовав свои связи, нажитые годами работы в системе торговли.

Устроиться на работу самому Андрею было тяжеловато – все-таки в нашей патриархальной стране не слишком жалуют сексуальные меньшинства, к коим он принадлежал.

Кирсанов был классическим «голубым».

Собственно говоря, это никак не отражалось на его качествах работника (кроме того, что Андрей любил погулять до двух – трех часов ночи и по утрам еле-еле успевал на работу, а придя, до обеда не мог проснуться). Но, согласитесь, подобное поведение характеризует не только гомосексуалистов.

Гораздо больше мешало ему то, что в его внешности моментально узнавался гей. Кирсанов носил на голове некое подобие разноцветного «ирокеза», имел пирсинг на языке и одевался преимущественно в облегающие джинсы и короткие майки и свитера. Добавьте сюда крашеные ногти, чуть женственную манеру общения, характерную дикцию с растягиванием слов, и вам станет ясно, что Андрей воплощал собой анекдотический образ извращенца, штампом запечатлевшийся в мозгах обывателей. Неоднократно его били на улице жлобы, и вследствие этого, а также боязни быть осмеянным Кирсанов был несколько трусоват.

Мать знала об ориентации сына и понимала его. Отец был стойким гомофобом и потому пребывал в неведении. Собственно говоря, он не так уж и интересовался, чем живет Андрей, и склонности к доверительным разговорам с сыном не имел. Чтобы иметь   свободу действий и избежать конфликтов с отцом, Кирсанов уже четвертый год жил отдельно от родителей.

 В то утро Андрей проснулся раньше обычного. Был май месяц, и на улице стояла страшная жара, такая, что даже ночью было далеко не прохладно. Вчера вечером измученный пеклом Кирсанов решил никуда не ходить, принял душ и уселся перед телевизором с банкой холодного пива. Потом рано лег, но от духоты спал плохо, ворочаясь на мокрых простынях и беспрерывно поднимаясь, чтобы выпить воды или ополоснуться. В результате к половине шестого утра решил, что такой сон – сплошное издевательство, и встал.

Побродив с час по квартире, Андрей понял, что надо идти на работу. Ключ от магазина вместе с чипом, позволявшим снять охранную сигнализацию, висел у него на брелоке, так что доступ был открыт в любое время дня и ночи. Дома все равно жарища и нечего делать, а на работе хотя бы есть компьютер.

Кирсанов оделся и вышел из дома. Последний день его жизни ударил в лицо яркими лучами утреннего солнца. Прищурившись, Андрей улыбнулся ему и пошел на автобусную остановку.

3.

 

Игорь Ильин, старший продавец автомагазина, в ту ночь тоже спал из рук вон плохо. Проклятущая жара способна была достать кого угодно, даже его, человека с достаточно крепкими нервами. Будильник на столике перед кроватью еще спал сном младенца, в то время как  его хозяин уже пил кофе на кухне.

Игорю было тридцать шесть лет. В отличие от Андрея Кирсанова, его сексуальная ориентация была традиционной, он был женат и воспитывал двенадцатилетнюю дочь.

Ильин работал в магазине шесть лет. Старшим продавцом он стал очень быстро, буквально на первом году работы, и мог бы давно выйти в директора, но считал, что это необязательно. Должность директора предполагает высокую степень ответственности за зарплату, не особенно отличающуюся от зарплаты старшего продавца, и отсутствие «левых» денег. Так что Игорь не слишком рвался стать шефом.

Он сидел на кухне в трусах, стараясь подставить как можно большую часть тела под струю воздуха из вентилятора. Чертова жара, как он предполагал, скоро сделает из него сумасшедшего, и его перестанут волновать такие приземленные категории, как зарплата, семейная жизнь, неразрешимый вопрос улучшения жилищных условий и дочкины детские проблемы. И жить он будет в самом центре города, в старинном доме с коваными воротами, где располагается психиатрическая больница. И думать будет…

Все, все, хватит, подумал Игорь. Довольно рисовать картины собственного безумия. Куда более актуальный вопрос – как забрать из комнаты одежду так, чтобы не разбудить жену и дочь. Черт возьми, когда же мы сможем переехать в двухкомнатную квартиру?

Ильин решил, что пойдет на работу пораньше. Иначе он рано или поздно всех перебудит, а это несправедливо – жена в отпуске, дочь со вчерашнего числа на каникулах. А он все равно не спит, да и на работе с утра спокойно, гомик Андрей вряд ли опоздает меньше чем на час.

Вообще-то Игорь не относил себя к ненавистникам гомосексуалистов. Мне все равно, кто он, лишь бы ко мне не приставал, - эта фраза была его девизом в отношении Андрея. Но, знаете ли, одно дело – это рассуждать о сексуальном равноправии, сидя дома с женой, а другое – каждый день с девяти до семи наблюдать этого самого гомика в непосредственной близости от себя. Все непривычное или недопустимое слегка шокирует либо вызывает неприятие.

Скорее всего, Ильин относился к Кирсанову с недемонстрируемой предвзятостью в силу того, что сам был убежденным натуралом. Сексуальные отношения между людьми одного пола были для него категорически неприемлемы. 

Игорь допил кофе и, стараясь не создавать ни малейшего шума, пробрался в комнату. Жена спала, полностью накрывшись тонким покрывалом, как будто пытаясь спрятаться под ним от жары. Дочь, для которой был с помощью шкафа выгорожен «отдельный кабинет», напротив, лежала чуть ли не поперек дивана, отбросив одеяло. Даже в легком пижамном костюмчике ей было жарко.

Ильин улыбнулся спящему ребенку и тихонько вышел на кухню. Господи, неужели это моя дочь? Когда она успела так вырасти? Давно ли я забирал их с мамой из роддома, давно ли мы качали ее на руках и учили говорить «мама» и «папа»? Как же все-таки летит время…

Игорь оделся и вышел из дома. Закрывая за собой дверь, он обратил внимание, как она скрипит. На выходные смажу, решил он и повернул ключ.

В последний раз…

 

 

4.

 

Андрей сидел за компьютером чуть более получаса, до начала рабочего дня оставалась еще уйма времени, когда в дверях магазина неожиданно появился Игорь.

Удивлению Ильина не было предела. Несмотря на то, что дорога заняла много времени – сначала попал в пробку, потом ни с того ни с сего заглох двигатель его восьмигодовалой «восьмерки», и пришлось выворачивать и чистить все четыре свечи, - на работу он приехал отчаянно рано.  И последним человеком, которого Игорь ожидал увидеть в магазине в такую рань, был Кирсанов.

- Привет, - сказал Ильин, подходя к кассе и протягивая руку, - какие люди без охраны. Ты чего, здесь ночевал? Прикинь, я подъезжаю, а дверь открыта. Уж подумал, что магазин выставили.

- Здравствуйте, - ответил Андрей, - да нет, не ночевал. Просто проснулся рано, дома жарко, делать нечего, вот и решил на работу пойти. А вы чего так рано?

- Та же фигня, - махнул рукой Игорь, - такое пекло, куда уж там спать.

Проходя в подсобку, чтобы поставить сумку, Ильин заглянул на монитор компьютера. Так и есть – Кирсанов сидел на сайте знакомств в рубрике «Геи и лесби», где значился под ником «Голубой Мальчик».

Место, где обычно стояла сумка Игоря, было занято привезенной вчера вечером упаковкой промывки двигателя. Места на весь товар на полках не хватило, и пришлось ставить коробки и пакеты куда попало, лишь бы убрать из торгового зала.

«Надо бы затащить все в подвал», - отметил про себя Ильин, и тут в его голову пришла хорошая мысль.

- Андрюха, - крикнул он, - ты в курсе, что сегодня у нас уборка подвала?

Кирсанов помалкивал.

- Андрей, оглох, что ли? Я говорю, сегодня будем разгребать бардак в подвале. Там такое творится…

- А что там такое? – подал голос Кирсанов.

- Как будто сам не знаешь. Ты туда что, давно не спускался, что ли?

Вопрос был риторическим. Голубой Мальчик действительно давно не спускался в подвал. Мало того, он вообще предпочитал по возможности там не бывать. Подвал вызывал у Андрея какой-то подсознательный страх, входя туда, он испытывал нечто наподобие клаустрофобии. К тому же от постоянной сырости, вызванной непрекращающимся подтеканием водопроводных труб, в подвале завелись премерзостные мокрицы, больше похожие на многоножек, которых Голубой Мальчик побаивался.

Ильин прекрасно об этом знал и, будучи человеком тактичным, старался по мелочам Кирсанова в подвал не гонять. Но подсобку надо было срочно освобождать, подвал действительно сто лет не систематизировался, и брать всю эту адскую работу на себя Игорь не собирался. Работа есть работа, бояться будешь дома.

- А как же магазин? – Андрей предпринял слабую попытку отмазаться от неприятного ему занятия, - мы же вдвоем уйти не можем.

- Закроем до обеда, ничего страшного. Сезон – то все равно уже закончился, покупателей не будет. Да еще эта гребаная яма…

Тут Игорь тоже был прав. Сезон уже прошел, и в магазин заходило полтора землекопа за полдня. Яма, то есть здоровенная траншея, прорытая вдоль дороги прямо перед входом с целью замены труб отопления, увеличению объема продаж никак не способствовала. Она отрезала от магазина основную категорию покупателей, то есть водителей.

- Ну что? Раньше сядем, раньше выйдем, - резюмировал Ильин, - закрывай дверь, бери перчатки. А я пока ключ найду.

- А может, сначала покурим? – неуверенно предложил Андрей.

- Ну, давай покурим, - согласился Игорь.

Они вышли на крыльцо. Почти сразу перед ним начиналась яма, возле которой стояли тележка с газовыми баллонами – красным и синим, сварочный агрегат, различные лопаты, ломы и прочий инвентарь, брошенный рано начинавшими трудовой день работягами. Вдоль ямы активно сновали спешащие на работу прохожие. Доблестные землекопы в измазанных землей спецовках, уже, вероятно, успевшие попить пивка, вальяжно расположились под ближайшими кустами, неторопливо покуривая и разглядывая проходящих мимо девушек.

- Игорь, а интересно, газовые баллоны на солнце ставить можно? – спросил Андрей, - да еще в такую жару?

- Думаю, что нет, - ответил Ильин, - газ от жары расширяется… Да ладно, они же не маленькие, сами знают, что делают. Может, эти баллоны вообще пустые.

Пустыми баллоны, естественно, не были, и вряд ли инструкция по технике безопасности одобряла их нахождение на самом солнцепеке. Но бригаде это, похоже, было по барабану. Воистину нет предела могуществу великого русского «авось»!

На крыльцо поднялся мужчина в джинсах и такой же рубашке, спросил: «Работаете?» и, не дождавшись ответа, вошел в магазин. Тактичность покупателей иногда просто восхищает.

Игорь досадливо поморщился, выбросил сигарету и последовал за покупателем.

Тот стоял возле стеллажей с автопокрышками, уставившись на бриджстоуновскую шину четырнадцатого размера. И негромко что-то ей говорил!!!

Ильин прислушался.

- Ну что, ты сегодня ко мне переедешь? – ласково мурлыкал посетитель, - а почему? Жаль Да нет, вроде не дорого…

 Ого, подумал Игорь, как только смог закрыть распахнувшийся от удивления рот, сильно его припекло, раз с резиной разговаривает. Вот ведь денек – первый покупатель, и тот псих.

- Ладно, пока, я тебе перезвоню, - проговорил тем временем мужчина и, выключив «свободные руки», спрятал наушник в карман, - молодой человек, это, если не ошибаюсь, японская резина?

- Ага, - только и смог сказать Ильин.

 

5.

 

Подвал издавал ужасные звуки.

Все в нем шипело, вздыхало, булькало и ухало. Как будто где-то в глубине поселилось ужасное чудовище, покрытое мерзкой хлюпающей слизью. И эта странная субстанция явно была разумной.

Где-то среди безумного хаоса звуков, в недрах подвала, вблизи грубо намалеванного на стене почти стертого временем распятия, слабо слышался голос, такой же хрипящий и булькающий. Он походил скорее на Голос самого подземелья, чем на человеческую речь. Каждый звук, казалось,  был не произнесен обычной человеческой глоткой, а синтезирован из хаотической мешанины шипения, шуршания и бульканья. И интонации Голоса были странными, подвывающими, как будто он пытался нараспев читать молитву, но постоянно захлебывался собственной мокротой.

«Что со мной, - выл Голос, - что сегодня случилось, почему я проснулся? Неужели Бог сошел на землю или Сатана поднимается из ада? Неужели два Бога - Иисус и Люцифер– светлый и темный, свет дающий и свет несущий, пробудились сегодня к жизни и наступает Армагеддон? Если оба этих лжеца будут здесь, клянусь, я столкну их лбами здесь, в этом подвале, который они сделали моим телом и душой, не спрашивая моего на то согласия. Они спокойно восседают на своих тронах, если у них таковые имеются, и занимаются поддержанием равновесия. А что уравновешиваю я? Даю возможность сделать пару-тройку добрых дел, которые никто не оценит и благодарить за которые не будет? Эй, боги, или как вас там! Нет у вас силы, нет, иначе вы помогали бы нуждающимся в помощи, а не твердили о равновесии и свободном выборе человека. Разве у меня был выбор? Разве вы дали мне возможность выбирать? Нет, вам проще было сотворить ради каких-то своих сиюминутных выгод монстра и погрузить его в вечный сон.

Который век подряд вы играете людьми, как пешками, и для утешения бросаете им, как кость псу, веру в вас, могущественных и справедливых.

Людям не нужно утешение, им нужна ваша помощь. Или ее отсутствие, но не полоскание мозгов.

Я не хотел быть монстром.

Так же, как сейчас я не хочу быть третьей силой, которая стряхнет вас с насиженных за тысячелетия тронов и отправит туда, где нахожусь сейчас я, - в слизкий кровавый хаос, который хуже ада и даже хуже пустоты. Но я стану этой силой.

Вы слышите, боги? Я иду. Жертв могло не быть. Теперь мне нужна сила, много силы, и они будут, а вы можете считать, что они на вашей совести.

Хотя у вас нет совести, нет добра и зла, а есть только равновесие, которое я разрушу и верну в мир черное и белое вместо вашей мирообразующей серости.

Готовы?!!..»

Голос пропал, растворившись в общем хрипе и булькании, которое вдруг ослабло, став похожим на шуршание радиоволны, и исчезло вовсе. Воцарилась тишина, изредка прерываемая шорохами бегающих по влажному полу мокрицами – многоножками.

 

6.

 

- Ну что, готов? – спросил Игорь.

- Готов, - мрачно ответствовал Голубой Мальчик, натягивая рабочие перчатки.

- Везет тебе. А я что-то ключи не могу найти, - Ильин в недоумении шарил в ящике стола, где обычно находилась связка с ключами от двери в подвал и люка, ведущего из подвала на улицу, - ты нигде не видел?

- Не-а..- протянул Андрей, - может, в кабинете?

- Сейчас гляну, - Игорь решительно пошел в кабинет директора, где висели запасные ключи, - слушай, мистика – здесь тоже нет!

- Вот, видите, - это знак, - тут же нашелся Кирсанов, - не зря про знаки в ужастиках показывают. Не надо нам сегодня в подвал идти!

Если бы Андрей знал, насколько он прав, он отстаивал бы свою правоту до последней капли крови.

- Ладно, ладно – знак, - добродушно усмехнулся Игорь, уже вернувшийся к кассе, - лучше помогай ключи искать.

Пошарив еще раз в ящике, он снова прошел в кабинет, проверил не только дощечку, на которой обычно висели ключи, но и все столы и шкафы. Ничего не найдя, вышел из кабинета и услышал, как Голубой Мальчик удивленно проговорил:

- Ничего себе!

Кирсанов стоял у выдвинутого ящика, держа в руке потерянную связку ключей.

- Ты их где нашел?

- Да вот здесь, в ящике, там, где вы смотрели.

- Не может быть!

Ильин круглыми от удивления глазами смотрел то на ключи, то на ящик.

- Я же там только что смотрел! Во дожил – под носом у себя не вижу. Ну, Шерлок, открывай!

Андрей без всякого желания начал спускаться по лестнице.

«Как же я мог их не заметить? – в недоумении думал Игорь, спускаясь вслед за Кирсановым, - или Голубой Мальчик сам ключи заныкал, чтобы в подвал не ходить, а потом застеснялся и вернул?»

Эта мысль показалась Ильину  вполне правдоподобной, и он продолжил спуск.

Андрей уже возился с замком. От редкого использования замок приржавел и не испытывал особенного желания открываться. Кирсанов крутил ключ так и этак, но безуспешно.

- Чего ты там копаешься, Андрюх? – спросил Игорь.

- Да замок, собака, не открывается.

- Да не ломай ты его, давай я «вэдэшку» принесу, брызнем – сам откроется, - Ильин начал было подниматься за универсальным средством «WD-40», но тут раздался скрип открывающегося замка, и Голубой Мальчик провозгласил:

- Открылась!

7.

 

Игорь щелкнул выключателем, и в подвале зажегся свет. Для приличия лампы несколько секунд поморгали, словно намекая, что они – дамы  великосветские, и если хочешь что-то от них получить, сначала надо хорошо попросить, но, ничего не дождавшись, загорелись.

В подвале было тихо и спокойно. Правда, в отличие от обычного запаха сырости и горячего духа труб отопления сейчас в нем веяло ледяным духом подземелья и тяжело пахло разрытой землей.

- Пахнет, как на кладбище, - тихо, будто не решаясь нарушать тишину подвала, проговорил Андрей, приваливаясь к стенке. Ему стало плохо.

Он неожиданно ясно увидел себя, холодного и недвижимого, лежащего в забитом гробу, который уже закапывают в землю. Вдруг он приходит в себя, начинает  задыхаться, кричать, звать на помощь, но могильщики не слышат и продолжают  свой монотонный труд. Он начинает колотить изнутри в крышку гроба, но слышит только мерный стук падающей земли. Наконец его услышали; гроб медленно поднимают из могилы, крышку открывают, и Андрей видит мрачное, как в фильмах ужасов, кладбище с покосившимися крестами, и двух могильщиков в черной одежде. Один, как это ни ужасно, его отец, а вот второго он никогда не видел, но лицо кажется ему знакомым –  еще молодой человек, лет под тридцать, выцветшие на солнце волосы, небольшая бородка, черные глаза, сейчас не злые и не добрые, а просто грустные.

- Кто ты? – спрашивает Голубой Мальчик,  но обращается почему-то не к отцу, а к тому, второму.

- Какая разница?- отвечает тот, - ты меня все равно не знаешь.

- Ты… дьявол? Или бог? – почти кричит обезумевший от страха Андрей.

- Ни тот, ни другой. Что-то от создателя во мне есть, но только относительно тебя и Игоря.

- Чего делать-то будем? – вмешивается отец. У него-то как раз очень зло блестят глаза.

- Подожди, - машет рукой бородатый и внимательно смотрит на Кирсанова.

- Почему ты так смотришь? – спрашивает Андрей.

- Мне жаль тебя. И я чувствую за тебя некоторую, так сказать, ответственность. Я чувствую себя твоим убийцей, хотя, строго говоря, убить тебя нельзя – ты не живой, но и не мертвый. Тебя просто нет.

- Я что, зомби? А ты колдун? – сипит Голубой Мальчик, но бородатый только отмахивается – мол, я же знал, что не поймешь.

- Почему отец так на меня смотрит?

- Это не твой отец. Если на то пошло, то я – куда больше твой отец, чем он.

- Да чего его хоронить, его же уже черви поели, - выкрикивает отец.

Тут Андрей смотрит на свою  руку и видит, что она действительно истлела – сквозь висящие клочья гнилого мяса проглядывает белая кость, по которой снуют туда-сюда те самые не то мокрицы, не то многоножки, которые обитают в их подвале. Он дико орет и начинает стремительно приходить в себя, и последнее, что он слышит уже почти наяву, - ответ бородатого его отцу:

- А кого мне похоронить вместо него?

8.

 

- Андрюха, черт, да что с тобой, - орал Игорь, подсовывая под нос Кирсанову мерзко пахнущую нашатырным спиртом ватку, - ты вообще-то живой?

- Вроде живой, - еле слышно проговорил Голубой Мальчик, с трудом садясь. Слабость он ощущал страшную, все тело как будто стало ватным, члены плохо слушались, в ушах стояло не то жужжание, не то звон. Ильин шумно выдохнул и тоже присел на коробки рядом с Андреем и закурил.

- Чего это ты вдруг? Напугал до смерти, мать твою, - сердито, но с облегчением выговорил он Кирсанову, - и зачем только я тебя в подвал тащил? А ты тоже – если чувствовал, что плохо становится, мог и сказать.

- Да все как-то неожиданно случилось, - смущенно оправдывался Голубой Мальчик, - я и сказать ничего не успел…

Он медленно приходил в себя после страшного видения. Что все это значит? Почему отец так смотрел на него? И кто тот, второй, который  хотел его похоронить? Почему он жалел Андрея и говорил, что он не существует?

Просто ужас какой-то.

Кирсанов подумал, не рассказать ли обо всем Игорю, но тут же отказался от этой мысли. Нет, смеяться над ним Ильин не будет, но что подумает? Педераст – параноик? Андрей прекрасно понимал, что Игорь считает его неполноценным извращенцем (в лучшем случае), и не стремился ухудшить о себе мнение. Вот сейчас, например, он наверняка думает: «вот ведь какие хилые  эти гомики!». Вот если бы он все это увидел, я бы на него посмотрел.

Под ногами что-то зашуршало. Кирсанов нагнулся и увидел многоножку, копошащуюся на полу возле носка его кроссовки и явно намеревающуюся на него забраться. Тварь была длиной почти в половину человеческого пальца. Таких больших мокриц Андрею видеть еще не приходилось. Голубой Мальчик испуганно вскрикнул и вскочил. Нервы его были на пределе – слишком ярко стояло перед глазами жуткое видение. Он оттолкнул сидящего рядом Игоря и попытался выбежать в дверь, но налетел на валявшуюся на полу шину и с грохотом повалился, уронив в падении столб коробок с тормозной жидкостью. Коробки, а за ними и сам Андрей полетели прямо на дверь, которая не преминула захлопнуться.

Ильин тоже вскочил, поймал падающего Кирсанова за рукав, но одна из коробок ударила его в челюсть. Игорь свалился на пол и теперь сидел, отчаянно тряся головой – из глаз явно посыпались искры. Тормозная жидкость – штука тяжелая.

Наконец цепочка падений закончилась. Андрей с трудом встал на ноги, машинально отряхнулся и начал оглядываться. Ильин уже перестал трясти головой и потирал ушибленную челюсть.

Дверь была закрыта.

- Игорь, дверь закрылась, - виновато - жалобно протянул Кирсанов.

- Закрылась, -  раздраженно передразнил Ильин, - ты чего скачешь, как горный козел? Сначала сам чуть богу душу не отдал, потом меня коробкой пришиб, дверь захлопнул – проблема ходячая, блин.

- Я не специально, - попытался оправдаться Андрей, - там мокрица на меня залезть хотела, ну я и…

- И что? Надо было погром устроить? Мокрица… не крокодил же! Придавил бы, и дело с концом. Жучка он испугался. А если к тебе собака подбежит, ты что, в штаны наложишь?

Голубой Мальчик обиженно замолчал. Он уже был готов рассказать Игорю о своем видении, и пусть думает, что хочет, но Ильин был не на шутку сердит, и Андрей счел за лучшее просто заткнуться.

Проклятая многоножка исчезла, как по мановению волшебной палочки.

- Игорь, а как теперь дверь открыть?

- Как закрыл, так и открывай, - Ильин посмотрел на Андрея как на ненормального, - ты что, не знаешь, как двери открываются?

Снаружи дверь подвала закрывалась ключом, а изнутри – пластиковой защелкой. Так что вопрос Кирсанова был риторическим – любому ослу понятно, что достаточно повернуть защелку против часовой стрелки.

- Чего стоишь? – проворчал Игорь, стряхивая с  брюк грязь, - открывай дверь и пошли отсюда, пока ты кого-нибудь из нас не убил. Хватит на сегодня.

Андрей еще трясущимися руками отодвинул коробки и подошел к двери. Взялся за пластиковую защелку, попробовал повернуть. Не получилось.

Кирсанов вспомнил, как открывал замок, и понял, что приржавевшая железка изнутри открывается не лучше, чем снаружи.

- Чего-то не открывается, - пожаловался он.

- Зря мы «вэдэшку»-то не взяли, - Игорь подошел к двери, - что, не идет? Дай-ка я попробую…

  Ильин надавил на дверь и попытался повернуть защелку. Никак. Еще одна попытка. Опять никакого результата. Попробовал повернуть сильнее. Раздался треск, и пластмассовая рукоятка защелки осталась у него в руке.

- Ого…- удивленно протянул Игорь, - и что, выходит, мы попали?

- Как попали? А как же теперь выйти? – запаниковал Андрей.

- Да не суетись ты! Квохчешь, как попадья… Придумаем что-нибудь, не маленькие. Давай-ка перекурим.

Ильин сел на ту самую коробку, что недавно въехала ему по скуле, и достал пачку «Бонда».

- На, курни, - предложил он Кирсанову.

- Да как вы можете спокойно сидеть и курить! – снова всполошился Голубой Мальчик, - надо как-то выбираться отсюда!

- Не пойму, что у тебя за паника. Мы же не в лесу заблудились. Сейчас покурим и заодно подумаем.

В этот момент в дальнем углу подвала с треском лопнула электрическая лампочка.

 

9.

 

Эй, боги!

Привет,  ребятки, привет, это я, Богомол.

Вы все еще думаете, что я  не опасен? Что ж, можете заблуждаться дальше. Мне так даже удобнее – никто не мешает. Согласен, пока равновесие еще стабильно, я и впрямь не слишком вам страшен. Но, видите ли, как раз сейчас я намерен его чуточку сдвинуть.

Вы удивлены? Вам странно слышать такие речи от каменщика? Наверное, вы забыли, что сами сделали меня тем, что я есть. Вы отняли у меня человеческую сущность, лишили даже имени, дав взамен  странное существование и странную кличку. Я не бессмертен, но почти неуязвим. Я не высшее существо, но и не низшее, как звери, и не среднее, как люди. Вы все еще держитесь за свои бредни о свободе человеческого выбора? Посмотрите-ка сюда. Эти двое выбрали бы совсем не то, что я  им предназначил. И я не собираюсь спрашивать, согласны они или нет. А что? Вы же меня не спрашивали.

Они сами не знают, что станут инструментами для смещения мирового порядка. Эта война будет последней, и я твердо намерен ее выиграть, даже если мне придется уничтожить всех людей на земле. Тогда уравновешивать будет и вовсе нечего, а?

Что же вы молчите? Не желаете вступиться за «малых сих», которых так показушно любите, каждый по-своему?

10.

 

- Слыхал? – Игорь прислушался.

- Ага… а что это там треснуло?

- А я откуда знаю. Пошли глянем.

Ильин поднялся, погасил сигарету и направился вглубь подвала. Андрей после некоторого замешательства последовал за ним.

Подвал имел форму буквы «Н» - два длинных параллельных помещения, соединенные проходом. Треск шел из дальнего угла, куда и шел Игорь.

- А, ясно! – Ильин показывал вверх. Одна из пяти ламп, освещающих подвал, лопнула.

Андрей и Игорь стояли сейчас посредине заставленного шинами и дисками помещения, в одном конце которого находилась лопнувшая лампочка, а в другом – люк, ведущий на улицу. Под потолком были проложены трубы с горячей и холодной водой.

- Это что еще такое? – Ильин нагнулся и внимательно рассматривал что-то на полу, - ничего себе!

Кирсанов посмотрел туда же, и его вырвало.

На полу, прямо под лопнувшей лампой, располагалось настоящее болото. Видимо, трубы протекали, и вода стекала в самое низкое место, смешиваясь с грязью. В результате образовалась лужа, заполненная заплесневелой слизью, в которой копошилось множество здоровенных мокриц. Со стороны казалось, что слизь сама переваливается с места на место, хлюпая и чавкая своей блестящей маслянистой поверхностью с зеленоватыми хлопьями плесени.

- Слушай, ты заколебал! – взорвался Игорь, - веди себя как мужчина, а не…

Он чуть не прибавил что-нибудь наподобие «вшивый пед»,  но сдержался. Впрочем, это было необязательно – Андрей и так все понял, но говорить ничего не стал, просто посмотрел на Ильина так, будто тот в него плюнул.

- Ладно, извини…- Игорю было стыдно.

-Да ничего, - Кирсанов отплевывался и сморкался, стараясь не смотреть на отвратительную лужу.

- Я таких здоровенных никогда не видел, - Ильин протянул руку и ловко выудил из слизи крупную мокрицу и начал с интересом ее разглядывать. Он был совершенно не брезглив, к тому же окончил в свое время биологический факультет.

- Не похоже на обычную мокрицу… Мутант какой-то, что ли? – многоножка извивалась в руках Игоря, явно пытаясь вернуться в слизкое болото. На передней части ее головы выделялись странного вида жвала.

- Бросьте ее на хрен, укусит еще, - Андрей с трудом заставлял себя не смотреть на отвратительную тварь.

- Да ну, скажешь тоже, - Ильин рассматривал мокрицу.

Мерзкая многоножка изворачивалась настолько энергично, что Игорь даже удивился. Мало того, она явно старалась ухватить его за палец своими жвалами, которые имели весьма устрашающий вид. Ничего подобного Ильин раньше не видел. Разглядев тварь, он бросил было ее обратно в лужу, но мокрица каким – то образом зацепилась за палец и упала в рукав рубашки. Игорь начал дергать рукой в попытке вытряхнуть многоножку, но той, по всей видимости, в рукаве понравилось и выходить она не хотела. Ильин начал быстро расстегивать рубашку.

Голубой Мальчик тем временем перемещался в сторону люка. Вдруг его внимание привлек какой-то рисунок на стене, на который он раньше не обращал внимания. Хотя как можно было не заметить такое четкое изображение?

На стене грубыми, но достаточно выразительными линиями было нарисовано распятие. Заинтересованный Андрей подошел ближе и увидел такое, что его чуть не вырвало снова.

Распятие сплошь состояло из шевелящихся многоножек.

11.

 

Такого рева Игорь не слышал, наверное, никогда.

Кирсанов орал так, словно на него напал голодный монстр из фантастического кино и как раз начал пожирать его живьем. Услышав настолько дикий вопль, Ильин мигом забыл о забравшейся к нему под одежду многоножке и, как был, в полурасстегнутой рубашке, бросился к Андрею.

Он ожидал увидеть все, что угодно, но не увидел почти ничего – Голубой Мальчик стоял, уставившись куда-то  в стену, и орал так, что стены тряслись.

- Да заткнись! – заревел Игорь, встряхивая Кирсанова за плечи, - заткнись, говорю, не ори! Что случилось-то? Тоже мокрица под одежду залезла, что ли?

- Нет, - Андрей перестал орать. Выглядел он из рук вон плохо – сильно побледнел, глаза бегали, как у затравленного зверя, - вот…

Он трясущейся рукой показал на стену. Игорь посмотрел на распятие из многоножек и так вытаращил глаза, что стал похож на Джима Кэрри в фильме «Маска».

- Ни хрена себе, - проговорил наконец он, - что это за херня у нас тут творится, а?

- Не знаю, - еле слышно ответил Кирсанов, - я вам кое-что рассказать хотел…

И он сбивчиво и почти невнятно поведал Ильину о своем жутком и непонятном видении.

Игорь сел на широченную шину, предназначенную для джипа, и закурил.

- Слушай, Андрюха, мы с тобой, похоже, во что-то вляпались, и очень сильно, вот только не пойму – во что. Ты что-нибудь понимаешь?

- Нет.

- И я нет. Ощущение такое, что попал в ужастик и сейчас из земли мертвецы полезут. Чушь какая-то. Черт, я же мокрицу-то так и не вытряхнул.

Игорь встал и, сняв рубашку, принялся трясти ей в воздухе. Проклятой многоножки нигде не было.

- Наверное, сама выпала, когда я к тебе побежал, - предположил Ильин, - ого, это еще что такое?

На груди и левом боку Игоря явственно проступали красные полосы, похожие на следы ожогов.

- Это что, ее следы, что ли?

- Как будто обожжено, - задумчиво протянул Андрей, - больно?

- Да нет, я их вообще не чувствую. Я где-то читал, что бывают ядовитые многоножки, которые такие следы оставляют, но в нашей полосе они не водятся.

- Про них и у Майн Рида что-то есть, - вспомнил Кирсанов, - но откуда им здесь-то взяться?

  - Ну ладно, давай-ка отсюда выбираться, - предложил Игорь, - какое-то неудачное место для разговоров мы с тобой выбрали.

Они направились к двери и начали внимательно ее рассматривать.

- Замок не откроем – ухватиться не за что, - сказал Андрей, - если бы плоскогубцы какие-нибудь…

- Забудь, плоскогубцы наверху остались. У тебя мобильника с собой нет? Позвонили бы кому-нибудь.

- Есть, - радостно ответил Андрей, - сейчас позвоню!

Он вытащил из кармана телефон. Как он мог о нем забыть? Это ведь так просто – вызвать кого-нибудь на помощь.

- Чертов подвал, - сказал Кирсанов, едва посмотрев на дисплей. Там значилось : «поиск сети».

- Не ловит в подвале, зараза, - раздраженно выкрикнул Голубой Мальчик, - а сломать дверь мы не сможем?

- Попробуем, но я что-то не уверен, что получится. Дверь-то вон какая крепкая!

Действительно, дверь была что надо. Андрей и Игорь пробовали ломиться в нее плечами, пинать ногами, запыхались и решили, что надо искать другие способы открыть дверь.

-Может, взять какой-нибудь старый диск и им колотить? – предложил Ильин, - все не руками.

-Диск покорежим, покупать придется.

- По-твоему, лучше в подвале сидеть с этими мокрицами? Раньше чем через пару дней нас вряд ли хватятся.

Представив себе перспективу сутки-другие общаться с мокрицами, Андрей быстро встал и пошел в сторону люка, где стояли диски.

- Там один списанный  должен быть, - напомнил Игорь, - около стены стоит, за резиной.

Андрей  быстро разбирал штабель автошин, чтобы добраться до диска. Отбросил последнюю и увидел еще одно болотце, в котором копошились многоножки, только твари здесь были крупнее, а в луже слизи валялись кости с обрывками серой шерсти. Костей было много.

Стараясь не завопить снова, Кирсанов схватил диск и бегом бросился к двери.

 

12.

Ну что, людишки, страшно?

Ерунда, это только начало.

Как ни печально, пока я вынужден играть по правилам, установленным богами. Я должен набраться сил перед началом Большой Войны. И для этого мне нужны вы – знали бы вы, насколько сильнее я становлюсь, даже когда вы просто испытываете страх. А что будет потом!..

Я не испытываю к вам ненависти. Откровенно говоря, вы вообще мне безразличны. Вы слишком мелки, чтобы вызывать у меня эмоции. Смысл моего существования сейчас – грядущая битва с богами, а не копание в ваших ничтожных проблемах. Не знаю, чем буду заниматься после того, как низвергну богов; подумаю об этом потом. А пока вы нужны мне, чтобы накопить сил.

Тела у меня пока нет, но кое-какой прогресс вы мне уже обеспечили. Надеюсь, мой жаждущий мести дух вскорости обретет временное жилье, чтобы я мог продолжать революцию. Мне придется стать кошмаром этого мира, чтобы освободить его от власти богов.

Хотя, возможно, к тому времени уже некого будет освобождать…

Я же предупреждал их, что никто мог не пострадать. Они сами виноваты во всем.

Я не пощажу никого – ни богов, ни людей.

 

13.

- Игорь, нам надо выбраться отсюда как можно быстрее, - Андрей говорил быстро, с придыханием, - по-моему, эти твари плотоядны.

- Чего? – удивленно переспросил Ильин.

- Крыс они жрут, - выкрикнул Голубой Мальчик, - я там, под резиной, кости нашел… с шерстью.

- Кости? Может, просто сдохла там крыса, и все.

- Да много там костей! Сами посмотрите.

Ильин пошел смотреть. Костей действительно хватило бы крыс на пять. Во всяком случае, именно столько черепов Игорь насчитал в луже, кишащей многоножками.

Странно, но они уже не казались ему такими уж отвратительными. Видимо, уже успел привыкнуть.

- Да, впечатляет… похоже, они действительно плотоядные. Ну не кладбище же там крысиное! – Ильин вернулся к двери, - будем ломать?

Вместо ответа Андрей с силой ударил диском в дверь. Звук получился впечатляющий, на диске образовалась вмятина, а вот дверь, похоже, поддаваться пока не собиралась. Еще удар - еще вмятина.

- Да как же на них ездить, блин, если они так гнутся? – проворчал Кирсанов и продолжил свой труд. Дверь не сдавалась, а вот сил явно было маловато – удары стали заметно слабее. В конце концов Голубой Мальчик выбился из сил, бросил диск и, сев на него верхом, полез за сигаретами.

Тут он посмотрел на Игоря. С тем явно творилось что-то неладное. Лицо Ильина покрылось испариной, он сидел, съежившись, полуприкрыв глаза, зубы выбивали крупную дрожь.

- Игорь, что с вами? – Андрей с беспокойством смотрел на коллегу.

- Не знаю… нехорошо что-то… как будто температура поднялась… и шрамы эти проклятые жечь начало.

- Давайте посмотрим, что с ними, - Кирсанов помог Ильину расстегнуть рубашку.

Следы многоножки теперь были сильно воспалены, покраснение усилилось. Местами уже начали вздуваться волдыри.

- Ничего она по мне побегала, - невесело усмехнулся Игорь, - да еще как резко началось воспаление! Надо скорее дверь открывать, пока я помогать могу. А то, не дай бог, свалюсь с жаром.

Андрей с тревогой посмотрел на Ильина. Судя по внешнему виду, тот вполне мог действительно свалиться с жаром, а оставаться одному в подвале с ядовитыми плотоядными многоножками ему совершенно не хотелось.

Он схватил помятый диск и с удвоенной силой принялся колотить им по двери. Летели щепки, сыпалась штукатурка, жалобно стонала древесина, но дверь не поддавалась. Выбившись из сил, Кирсанов опустил диск на пол и повернулся к Игорю.

- Устал? Давай я, пока могу… - Ильин с трудом встал, взял импровизированный таран и продолжил дело Андрея. Удары он наносил с видимым усилием, дышал тяжело, но старался, как мог. Вдруг диск со звоном упал на пол, а вслед за ним рухнул и потерявший сознание Игорь.

Голубой Мальчик готов был кричать от ужаса. Ему и так было дьявольски страшно, но одно дело, когда рядом Ильин, а другое – когда остаешься наедине со своим страхом, еще и имея на руках беспомощного больного человека. С трудом приподняв Игоря, Кирсанов перетащил его к стене, схватил диск и принялся остервенело бить им в дверь, так, что штукатурка со стен и побелка с потолка облетали уже целыми пластами. Диск уже настолько потерял первоначальную форму, что походил на что угодно, только не на автомобильное колесо. Дерево двери было сплошь покрыто глубокими рубцами, но проклятущий замок вкупе с петлями никак не поддавались. Дверь стояла как вкопанная.

Андрей начал бить по самому замку в надежде сбить его, но и тут потерпел поражение. Края диска врезались в кожу настолько сильно, что на пол капала кровь. Кирсанову чудились хриплые голоса, зовущие его к себе, в слизкую влажную темноту, и на каждый их звук он отвечал ударом диска в дверь.

Игорь по-прежнему лежал без сознания.

С треском лопнула еще одна лампочка.

По щекам Андрея потекли слезы отчаяния. Он нанес еще несколько ударов и наконец почувствовал, что с расцарапанных рук капает кровь. Бросив диск наземь, Голубой Мальчик хотел было сесть и обхватить голову руками, когда увидел на полу такое, что садиться ему тут же расхотелось.

Капли его крови на полу были облеплены копошащимися многоножками, которых становилось все больше и больше.

14.

 

Слава Поляков растянулся на травке под сенью большого развесистого тополя. Обычно по весне деревья подрезали, оставляя лишь ствол и короткие обрубки ветвей, но этот тополь стоял между домами, ближе к двору, и в этом году чаша сия его  миновала. Поляков лежал в тени, сняв синюю рабочую куртку и каску, курил «Приму» и наслаждался жизнью.

Славе было тридцать три года. Возраст Христа, в котором он довершил земные дела и со спокойной совестью вознесся на небеса. Поляков к моменту достижения столь знаковой отметки на шкале времени успел окончить ПТУ, отслужить в армии, жениться, развестись и уволиться по сокращению с завода. После окончания курсов районного Центра занятости Слава работал стропальщиком в ремонтно-строительном управлении. В обязанности его входило укреплять стропы крана на поднимаемом предмете – занятие, не несущее никакой интеллектуальной нагрузки, но несомненно ответственное.

В описываемый момент Поляков успел попить пива с крановщиком Димой и отдыхал душой и телом. Естественно, им обоим грозило строгое наказание вплоть до увольнения, но широкая душа русского человека не воспринимает подобные перспективы как препятствие для получения удовольствия. Дима вот-вот должен был вернуться – он отправился в магазин за продолжением банкета. Все равно «КАМаз», на который грузили старые водопроводные трубы, приедет нескоро, так что время есть.

Слава докурил и щелчком отправил окурок в траву, растущую рядом с люком, ведущим, кажется, в подвал автомагазина. Скорей бы вечер…

Тут из-за угла показался Дима с пакетом, при ходьбе издающим мелодичное позвякивание. Жизнь была прекрасна и обещала стать еще прекраснее в следующие час-полтора.

 

15.

 

Сознание Игоря как будто плавало в океане мутной слизи, то погружаясь в нее, то вдруг выныривая. Временами он переставал ощущать себя Игорем Ильиным, его «я» как будто уходило в тень, уступая место «я» другому, незнакомому и пугающему. В такие моменты Ильин словно со стороны видел, как в его сознании поселяется другой разум, холодный и жестокий, который овладевал им с легкостью, присущей созданиям высшего порядка. Игорь явно переставал быть самим собой, и это не было войной за место в собственной голове – непрошеный гость словно занимал территорию, по праву ему принадлежащую.

Временами Ильин владел собой полностью, но все больше чувствовал, что он – больше не он, что теперь у него нет имени, только странная кличка Богомол, и его главная цель – война, ставкой в которой, возможно, было множество жизней, множество душ и сознаний, обреченных вот так же постепенно терять свою независимость, срастаясь с холодной и слизистой плотью души Богомола. Наверное, это было бы похоже на превращение  бабочки обратно в куколку, если бы такое было возможно – яркие крылья человеческих чувств  складывались, становясь чем-то почти безликим, мохнатым и первобытным.

Словно черные тучи безумия сгущались над руинами безжалостно разрушенного человеческого разума. Виной всему была проклятая многоножка, которая, если и не имела собственного разума, явно несла волю разума Богомола. Безжалостный дух подземелья начал распространять свою заразу.

Игорь начал приходить в себя. Богомолом он еще не был, но и прежним Игорем Ильиным быть уже перестал. Ему предстояло пройти еще несколько шагов по дороге, ведущей к последнему пристанищу его души там, на мрачном кладбище с покосившимися крестами, где уже успел побывать Андрей Кирсанов. Возможно, там нашлось бы место и для самого Богомола, но Игорю не суждено было узнать, случится это или нет.

 

16.

 

Андрей отступал от сбегающихся на запах его крови многоножек, онемев от ужаса. Что это за дьявольские твари, одно прикосновение которых, судя по лежащему без сознания Ильину, смертельно опасно? Как не подпустить их к себе, не говоря уже о том, чтобы уничтожить? Или хотя бы просто выбраться из подвала?

Панический страх начинал овладевать Кирсановым. Больше всего он боялся того, что многоножки, покончив с каплями крови на полу, захотят подобраться к их источнику, то есть к нему. Что ему делать, если это случится? Естественно, он будет топтать их, сколько сможет, но вдруг какая-нибудь юркая тварь подберется к нему и незаметно проскользнет под штанину? Тогда он будет лежать без сознания, как Игорь, а мокрицы постараются сделать так, чтобы его кости и обрывки волос украсили пейзаж крысиного кладбища там, в углу, рядом с люком.

Голубой Мальчик подобрался и перепрыгнул то место, где скопилось особенно много тварей. По крайней мере, теперь он не прижат к стене. Хотя какая разница, если ты все равно заперт в подвале с армией хищных мутантов?

Игорь был тысячу раз прав, сказав, что это мутанты.

Игорь!

В панике Андрей совсем забыл про Ильина. Тот по-прежнему лежал без сознания, и многоножки пировали кровью Кирсанова совсем рядом с ним. А что, если они покончат с кровью и примутся за Игоря?

Голубой Мальчик никогда не отличался храбростью, но не был способен на подлость. В конце концов, Ильин не сделал ему ничего плохого… ну, может, подумал чего не так. Но в тот момент Андрей не склонен был размышлять об ущемлениях прав сексуальных меньшинств. Титаническим усилием воли он заставил себя перешагнуть многоножек, взвалил Игоря на себя и, хотя в том было без малого килограмм семьдесят, довольно быстро потащил в смежное помещение, где хранились коробки с маслами, антифризом и прочими техническими жидкостями. Естественно, жидкости находились в канистрах, которые, в свою очередь, были упакованы в коробки.

Из последних сил забросив Ильина на штабель из коробок с полусинтетическим трансмиссионным маслом фирмы «Равенол», Андрей бросился к полке с автохимией. Схватил несколько жестянок с полиролью для пластика… нет, не годится, аэрозоли быстро испаряются… бросил, осмотрел полку.

Вот, то, что надо! Кирсанов взял несколько баночек с промывочным составом для двигателя. Открыл одну, и по подвалу начал распространяться резкий запах керосина. Тщательно облил промывкой низ коробок, на которых лежал Игорь, и пол перед ними. Открыл еще банку, вылил туда же, еще одну… прихватив с собой целую упаковку, запрыгнул на штабель и уселся рядом с Ильиным.

Андрей не знал, есть ли у многоножек обоняние, и лелеял надежду, что керосиновая вонь промывки придется им не по вкусу. Тогда они с Игорем в относительной безопасности.

Восстановив дыхание, Кирсанов понял, что страшно проголодался и хочет курить. И если сигареты у него были, то вопрос утоления голода решению пока не поддавался. Решив довольствоваться возможным, Голубой Мальчик закурил.

С удовлетворением выпустив струю сизого дыма, Андрей понял, что к вопросу стряхивания пепла и выбрасывания окурков надо отнестись со всей серьезностью – если загорится пропитанный промывкой картон, обитель многоножек превратится в крематорий. И они с Ильиным разделят участь мерзких тварей.

Сделав затяжку-другую, Кирсанов решил осмотреть Игоря, который, судя по всему, должен был вскоре очнуться. Приоткрыв полы расстегнутой рубашки, Андрей вскрикнул от ужаса и омерзения.

Там, где недавно вздувались волдыри, теперь находились страшные красно – черные язвы, покрытые слизью наподобие той, что стояла в луже на крысином кладбище. Выглядело все это настолько ужасно, что Кирсанов поспешно прикрыл Ильина рубашкой.

Надо было срочно выбираться из подвала. Но как?

Тут Андрей понял, что таких идиотов, как они с Игорем, еще свет не видывал. Ну надо же – ломать диском дверь, забыв про люк, ключ от которого висел на том же кольце, что и ключ от злополучной двери.

Пошарив в карманах Ильина, Голубой Мальчик вытащил ключи и собрался было добежать до люка и открыть его, когда понял, что все не так просто.

 

17.

 

Слава с Димой благополучно допивали бутылку водки под закуску, состоявшую из банки шпротного паштета и  половины буханки хлеба. На жаре друзей – приятелей быстро развезло, и приезд «КАМаза» с работягами их совершенно не порадовал.

- Мужики, давайте быстрее, - взмолился водитель, коренастый, средних лет дядька с проседью, - нас Петрович убьет, если не успеем сегодня трубы вывезти.

Петровичем звали бригадира.

- Да пош-шел ты со своим Петровичем, - отважно рявкнул Дима, - кто он такой, твой Петрович? Да он сам не знает, как это – работать, вот и выдрючивается перед  начальством.

- Я смотрю, ты и сам не заработался, - недобро прищурился водила, - а Петровича не трогай, он наш, сам из работяг. Давай, цепляй своим крючком трубу, пока я тебя самого за одно место не подвесил!

Дима свирепо посмотрел на него, но обострять ситуацию не стал. Водитель явно один был здоровее их со Славой вместе взятых, к тому же он был трезв.

- Ладно, ладно, разошелся! Подгоняй телегу свою, работник, бляха.

Недовольные собутыльники отправились по рабочим местам.

 

18.

 

Штабель коробок, на котором сидели Андрей и Игорь, напоминал остров в ночном океане.

Весь пол вокруг, за исключением мест, которые Кирсанов облил промывочным составом, был покрыт многоножками. Столько насекомых Голубой Мальчик не видел никогда. Тысячи мокриц копошились на полу, сбившись в кучу так тесно, что казались единой шевелящейся слизистой массой. И они явно не просто вышли на прогулку.

Они пришли за нами, понял Андрей.

Тут за его спиной раздался какой-то звук. Кирсанов обернулся.

Игорь пришел в себя. Он сел на коробках и оглядывался по сторонам. Андрей отметил, что выражение его лица совершенно не похоже на обычное. Ильин смотрел совершенно безумным взглядом, а при виде многоножек его глаза вспыхивали первобытным восторгом.

Кирсанов где-то читал, что от сильного жара у людей иногда начинается бред и  даже помешательство. Но ему очень не хотелось, чтобы это случилось сейчас с Игорем.

- Игорь, вы как? – осторожно спросил Голубой Мальчик.

- Чудесно, - прохрипел Ильин не своим голосом. Потом встряхнул головой, и на какое-то мгновение его взгляд прояснился, - ничего хорошего… болит все…

И снова глаза стали бессмысленными.

Андрей был в ужасе. Если бы рядом была холодная вода – он окатил бы ей Игоря, надеясь привести в чувство. Но воды не было.

Если бы Кирсанов знал, что на самом деле происходит с его напарником, он сожалел бы об отсутствии автомата Калашникова, а отнюдь не холодной воды.

 

19.

Разум Игоря, запертый в душный слизистый комок, еще пытался сопротивляться. Придя в себя, он увидел Андрея, с тревогой смотрящего на него и что-то спрашивающего. Они почему-то сидели на коробках, а вокруг шевелилось море многоножек. С точки зрения Ильина, Кирсанов выглядел вполне нормально, а мокрицы – отвратительно. Зрение Богомола говорило, что человек – низшее существо, даже не враг, а просто пушечное мясо, средство достижения цели. А вот многоножки сейчас – союзники и верные помощники.

- Игорь, как вы? – обеспокоено спросил Андрей. Судя по тому, как он смотрел на коллегу, он явно заподозрил неладное.

- Чудесно, - ответил Богомол.

- Ничего хорошего… болит все, - простонал на мгновение вернувшийся в свой разум Игорь.

- Ну и ничего плохого, - услышал Ильин голос Богомола откуда-то изнутри собственного сознания, - зачем ты жил? Чтобы получать зарплату и думать, как дожить до конца месяца? Я тоже когда-то так жил. А теперь ты подчинен высшей цели… впрочем, ты уже сам должен понимать, какой, кое-что я тебе нашептал.

- Как ты стал… таким? – спросил Ильин.

- Не знаю, меня таким сделали боги, не спросив моего мнения. А теперь я уничтожу их… и ты мне поможешь. Ты и тысячи таких, как ты.

- Ты что,  собрался устроить революцию зомби? Я, по-твоему, должен тебя благодарить за то, что ты хочешь со мной сделать? Чем ты лучше своих богов?

- А знаешь, почему дедовщина в армии никогда не исчезнет? Духи, став  старослужащими, относятся к новым духам так же, как относились к ним. В чем-то это справедливо.

- Пошел ты со своей справедливостью! Я не хочу тебе помогать! Убирайся на хрен из моей головы, мне неинтересно твое богоборчество, я хочу прожить свою человеческую жизнь…

- А как ты это изменишь? – поинтересовался Богомол, - я и так уделяю тебе слишком много внимания, разговаривая с тобой. Все, больше не буду, ошибка исправлена.

Разум Игоря окончательно провалился в слизкую тьму.

 

20.

 

Андрей в ужасе смотрел на повернувшегося к нему Ильина.

Человек, сидевший перед ним, больше не был Игорем. Глаза утратили всякое выражение, на лице играла кривая зловещая усмешка. Расстегнутая рубашка сползла с плеч, и Кирсанов явственно различал пульсирующие комья зеленоватой слизи на тех местах, где прежде были следы пробежавшей многоножки.

- Игорь, - неуверенно позвал он.

Безуспешно – осмысленное выражение, появившееся было в глазах Ильина, больше не вернулось. Монстр, сидевший перед ним, не имел ничего общего с прежним Игорем.

Чудовище ухмыльнулось, обнажив сильно удлинившиеся зубы с лентами свисающей с них слюны.

- Игоря нет, здесь только я, Богомол. Хочешь стать таким же?

Андрей не стал продолжать этот разговор. Нащупав на коробках банку промывки, он резко выдернул кольцо – банка открывалась в точности как пивная – и плеснул пахнущей керосином жидкостью в глаза тому, кто недавно был Игорем.

Богомол заревел, хватаясь за лицо. Каким бы монстром он не был, тело Ильина еще оставалось живым человеческим организмом, хоть и пораженным смертельной заразой. Воспользовавшись моментом,  Кирсанов изо всех сил ударил обеими ногами в грудь монстра, вызвав громкое хлюпанье, как будто в грязь наступил. Богомол рухнул на коробки, но сбить его  на пол  Андрею не удалось. Не дожидаясь, пока враг вновь обретет зрение, Голубой Мальчик со всего размаха въехал ему ногой в челюсть.

На этот раз тварь грохнулась на пол, внеся смятение в кучу многоножек. Скорее всего, сотню – другую он раздавил, но по сравнению с тысячами мокриц, наводнивших подвал, это не имело никакого значения. Кирсанов метнул ему вслед коробку с трансмиссионкой, целясь в голову, затем еще одну… Видимо, на сильные удары Богомол реагировал – он затих на полу, придавленный коробками. Многоножки моментально погребли его тело под множеством своих.

Голубой Мальчик не надеялся, что смог надолго отключить противника. Скорее всего, в его распоряжении было несколько секунд, после чего Богомол встанет и больше не даст ему шанса на спасение. Многоножки тоже вряд ли нанесут ему какой-либо вред… Надо было срочно выбираться из подвала.

Но как? Пола не было видно из-за полчища мокриц. Бежать прямо по ним Андрей не собирался – он прекрасно помнил о последствиях близкого знакомства с многоножками. И тут ему в голову пришла безумная мысль.

Он выплеснет на пол промывку и всю горючую жидкость, какая окажется под рукой, а потом подожжет ее вместе с проклятыми тварями. От дыма и огня включится пожарная сигнализация, и из специальных кранов на потолке польется вода. Тогда-то он и проскочит к люку, откроет его и выберется наружу.

Только бы сработала сигнализация, иначе ему придется бежать прямо через огонь. Вспышка пламени от разлитой по полу легковоспламеняющейся жидкости будет сильной, но не долгой, но подвал набит маслами и автохимией,  возгорание которой может превратить его в настоящее пекло.

Кирсанов понимал, что времени думать нет, - если он хочет спастись, надо действовать быстро. Он хватал банки с промывкой и все, что попадало под руку, открывал и разливал по полу, стараясь захватить как можно большую площадь. Банки с остатками составов Голубой Мальчик бросал туда же, на пол.

Сочтя, что химии достаточно для сильной вспышки, Андрей вытащил ключ и, держа его наготове, дрожащими от волнения руками оторвал от коробки кусок наклейки, поджег его зажигалкой и бросил вниз.

Интересно, почему в кино всегда заводятся простоявшие сто лет грузовики и моментально загорается все, что нужно главному герою?

Наклейка погасла, не долетев до пола.

Снизу послышался шорох. Кирсанов повернулся на шум и обмер.

Из моря многоножек поднимался Богомол. Он стал еще ужаснее, чем был – лицо как будто обожжено, все волдырях, руки словно разъедены кислотой – местами видно кость, точно так же, как у самого Андрея в его кошмарном видении. И везде, где только можно, сидели мокрицы.

Голубой Мальчик выплеснул на монстра последнюю банку, потом поджег-таки клок картона и почти сунул в руки тому, кто недавно был Игорем Ильиным.

Пламя охватило Богомола мгновенно. Он жутко закричал, хотя Андрей сомневался, что чудовище может испытывать боль. Огонь перекинулся на пол, пожирая облепивших бетон многоножек. Через несколько секунд вокруг Кирсанова стояла настоящая стена пламени. Было жарко, как в аду. Начали заниматься коробки, на которых он сидел.

Почему не работает пожарная сигнализация?

По расчетам Андрея, через пару секунд пламя должно было начать спадать. Если он будет медлить или побоится обжечься, Богомол наверняка до него доберется.

Кирсанов, как мог, закрыл лицо руками и, стараясь не уронить ключ, бросился прямо в огненный ад.

Тут сверху наконец-то хлынули струи холодной воды, быстро сбившие пламя. Богомол все орал, и это удивило Андрея. В его представлении сверхъестественное  существо не могло быть так восприимчиво к физической боли. Он на долю секунды обернулся – монстр катался по полу там, за коробками, и кричал так, что даже вызывал некоторую жалость.

Люк был совсем рядом, когда ужасная догадка заставила Кирсанова остановиться и вернуться к коробкам.

Кричал Игорь.

21.

 

Богомол покинул тело Ильина, лишь только его коснулись первые языки пламени. Он не боялся боли, точнее, почти не чувствовал ее, но удержание контроля над разумом человека, тело которого испытывало сильные страдания, требовало много сил, а их Богомол пока жалел. Ему необходимы были новые и новые люди, которых он превратит в тупых зомби, чтобы впитать их жизни и стать сильнее. А пока он старался избегать лишних усилий и не слишком напрягаться. В любом случае, он вернется в однажды подчиненное им тело когда захочет.

Андрей подошел к штабелю из коробок, наступая на пепел сгоревших многоножек, и заглянул за него. Из кранов пожарной сигнализации хлестала вода, огонь уже почти захлебнулся ее пахнущими хлоркой струями. По волосам Кирсанова стекали настоящие ручьи – за несколько секунд он промок насквозь, как будто попал под сильный дождь. Подача воды должна была отключиться при исчезновении дыма и огня, то есть с минуты на минуту.

Плохо, что сигнализация была автономной, то есть срабатывала только в самом магазине, а не в отделении пожарной команды. Тогда их обоих давно бы вытащили из подвала.

Обоих…

Игорь, или вернее, то, что недавно им было, лежал почти на том же самом месте, где его в последний раз видел Андрей, и уже не кричал. Выглядел он ужасно – одежда сгорела вместе с кожей, лицо напоминало маску Фредди Крюгера из фильма «Кошмар на улице Вязов»,  но из- под выжженных бровей смотрели еще живые глаза без век. Глаза Игоря Ильина.

- Андрю-у-х-х-а… уходи, он с-з-дессссь…- скорее просвистел, чем прошептал Игорь. Говорить он уже не мог – вероятно, пострадали голосовые связки и гортань. Потом Ильин захрипел, глаза закатились, несколько раз  дернулся угол рта, больше похожий на черный провал… И не было больше на свете человека по имени Игорь Ильин.

Кирсанов стоял под струями воды, не замечая, что плачет. Надо было срочно уходить из подвала, пока никто не преградил дорогу, но что-то держало его. Как будто он не мог просто оставить тело Игоря здесь, в луже воды под штабелем обгорелых коробок, а должен был забрать его с собой или хотя бы прочитать над ним молитву.

Молитв Андрей не знал. Закрыть глаза Ильина не представлялось возможным – у того просто не было век.

Отключилась пожарная сигнализация.

Кирсанов вдруг услышал, как где-то, за шорохом падающих капель и стекающей в углубления неровного пола воды, появились знакомые звуки.

Многоножки возвращались. Значит, вскоре должен был появиться и Богомол. Игорь предупреждал его об этом.

Андрей огляделся по сторонам. Многоножки, вылезающие то ли из своих луж - болот, то ли из каких-то щелей, копошились у стен, не выходя пока на открытое пространство. Их было уже достаточно много.

Кирсанов заметил в себе некоторую перемену – раньше ему хотелось просто бежать из подвала, спасая свою шкуру. Теперь, после смерти Игоря, он жаждал мести. Он чувствовал, что должен уничтожить эту подвальную мерзость, выжечь ее гнездо огнем без надежды на возрождение.

В эту минуту над коробками поднялась ужасная обожженная голова.

 

22.

 

Дима поерзал в кресле, неуверенно коснулся рычагов управления краном. Вот всегда так – сидели себе люди, культурно отдыхали, так нет – надо было доколебаться и заставить работать. А как работать, если душа требует совсем другого?

Слава уже стоял возле здоровенных труб, которые следовало водрузить в кузов «КАМаза». Грузовик сдавал задом, занимая наиболее удобную для крановщика позицию. На трубы надевались петли из металлического троса, которые зацеплялись за два крюка, свисавшие со стрелы крана. Поляков ждал, когда Дима переместит стрелу так, чтобы он мог закрепить петли на крючьях.

Двигатель крана мерно урчал. Дима развернул кабину, встряхнул головой, прогоняя опьянение, и решительно взялся за рычаги.

Стрела поползла к трубе, чуть опустилась. Завертелся барабан подъемного механизма, освобождая трос с крюками. Когда он опустился на подходящую высоту, Слава свистнул, и катушка замерла на месте.

Поляков несколько неуклюже поймал первый крюк, зацепил за петлю на одном конце трубы, подергал, проверяя, крепко ли сидит. Затем проделал ту же операцию со вторым крюком и, похоже, остался доволен результатом.

- Вира! – заорал он, поднимая руку.

Двигатель заревел, барабан медленно пошел в направлении, обратном первоначальному. Трос натянулся, труба начала отрываться от земли. Подняв ее достаточно высоко, Дима переместил стрелу  и начал опускать груз в кузов «КАМаза». Слава крутился рядом.

Наконец первая труба было опущена. Поляков отцепил стропы и, сняв каску, вытер со лба пот. Казалось, вместе с потом выходило и опьянение.

- Перекур! – заорал он, старясь перекричать рев мотора крана.

 

23.

Они смотрели друг другу в глаза – живой человек Андрей Кирсанов и  обезображенное мертвое тело  Игоря Ильина, в котором опять жил Богомол. Но теперь – только он один.

Богомол снова стал больше походить на чудовище, чем на человека. Глаза напоминали стекляшки, наполненные красно-желтой мутью. Зубы опять удлинились, обожженное тело покрылось слизью. Руки были больше похожи на крючковатые сучья.

Ужасный рот открылся, исторгая хриплые звуки.

- Ты зря пытаешься воевать со мной, человек. Твоя война заведомо проиграна. Даже если ты от меня убежишь, я найду тебя позже и все равно присоединю к своей армии. Только тогда тебе придется увидеть, что будет происходить вокруг, и переживать куда больший ужас. Что ты почувствуешь, когда я приду к тебе в теле твоей матери? Или друга, такого же извращенца? Действительно ли ты хочешь увидеть, как по улицам бродят мертвецы, жаждущие твоей крови? И в каждом из них будет частичка меня. Прими мою частицу сразу, и тебе будет легче.

Богомол все больше погружался во тьму безумия, теперь им двигало не только желание отомстить богам, но и слепая жажда убийства и разрушения. Но он еще разговаривал, а не сразу впивался в глотку.

Собственно говоря, в Андрее события последних часов тоже много что изменили. Еще минут тридцать-сорок назад, попав в подобное положение, он, скорее всего, просто упал бы в обморок или впал в панику. Теперь же им владело жгучее желание отомстить подвальной твари, он был не добрее Богомола, и единственное, что удерживало его от прямой атаки, - слишком явная разница в силе. Чудовище просто уничтожило бы Кирсанова или, хуже того, превратило в живой труп, подчиняющийся его воле. Такой исход дела Андрея не устраивал.

- Зачем тебе это? – спросил Кирсанов, стараясь держаться по другую сторону полуразрушенного штабеля коробок, подальше от Богомола, - чего ради ты хочешь уничтожить людей?

- Я хочу уничтожить не людей, а богов. Вы – просто инструмент достижения моей цели. Извини, другими инструментами я работать не умею, - кошмарная гримаса, символизирующая улыбку, исказила лицо твари, - так что не обессудь, высшие не спрашивают низших.

Говоря это, Богомол медленно обходил коробки, подбираясь ближе к Андрею. Кирсанов не дремал – также перемещался вокруг штабеля, удерживая монстра на прежнем расстоянии.

- Ты зря бегаешь по кругу, - почти мурлыкал Богомол, - подумай, надолго ли тебя хватит? Подвал закрыт. Скоро ты устанешь, и я все равно получу свое. Я-то не устану, сам понимаешь.

При большом желании чудовище могло схватить Кирсанова прямо сейчас, но проявление доброй воли высвобождало для него куда больше силы. Да и кто знает, может быть, Богомол уже возомнил себя божеством и играл с Андреем, как кошка с мышью.

- У тебя не получится уничтожить богов, - вдруг громко и уверенно сказал Кирсанов.

- Почему? – чудовище явно не ожидало такого поворота беседы.

- Потому что их нет, - ответил Андрей.

 

24.

В душу Богомола, или, вернее, в том, что служило ему душой, поднялась невообразимая буря. То, что мальчишка так уверенно заявил об отсутствии богов, ни о чем не говорило – монстр прекрасно понимал, что Андрей хочет выйти из подвала живым и ляпнет что угодно, лишь бы запудрить ему мозги. Дело было в том, что сказанное Кирсановым слишком уж походило на тайные подозрения самого Богомола, на те его догадки, в которых он даже самому себе боялся признаться. Его давно тайно угнетало предчувствие, что ни бога, ни дьявола не существует, а значит, нет смысла воевать с кем-либо, кроме себя самого. Ведь если богов нет, это означает, что никто не виноват в его превращении из человека в чудовище, а следовательно, его нынешняя ипостась – не что иное, как истинное отражение его сущности.

Если боги есть, почему он никогда не разговаривал с ними? Почему они не отвечали ему даже тогда, когда он был человеком и так верил им? Неужели каждый – сам себе и бог, и дьявол, и его набожность была просто ширмой для тщательно скрываемой от самого себя порочности? Неужели он сам сделал из себя монстра?

Впрочем, если это что-то и меняет, то только для него самого.

Людям будет только хуже – для них господом будет он, а они еще не знали такого кровавого бога.

 

25.

 

Кирсанов видел, что Богомол задумался над его спонтанно родившейся репликой. Похоже, чудовище было способно одновременно и размышлять, и действовать – оно ни разу не упустило из вида его перемещения и по-прежнему полностью контролировало ситуацию.

За последние секунды выражение лица (если это можно так назвать) Богомола несколько раз изменилось. На нем попеременно сменялись задумчивость, растерянность, паника, раздражение… И наконец закрепилось выражение первобытной черной злобы и решимости.

Андрей понял, что только ухудшил свое положение. Монстр больше не будет разговаривать. Теперь он будет убивать, и начнет, несомненно, с него.

Богомол посмотрел на Кирсанова, и мутные красно – желтые склянки вспыхнули холодным зеленым пламенем.

- Ты уже мертв, хоть и не знаешь об этом, - проревел он.

 Ты не живой, но и не мертвый. Тебя просто нет, - вспомнились Андрею слова незнакомого бородача из видения.

Богомол атаковал.

26.

 

Третья по счету труба болталась над землей, когда петля сорвалась с одного из крюков.

Сложно сказать, что послужило тому причиной – может быть, перетерся трос, а может быть, не до конца протрезвевший Слава Поляков плохо закрепил петлю на крюке, но последствия оказались фатальными. Освободившийся конец трубы с ужасающей скоростью помчался к земле, зацепил по дороге тележку с инвентарем работяг и буквально вбил не успевшего ничего понять Славу в люк подвала, проломив его телом здоровенную дыру, куда вкатились газовые баллоны, колеса тележки и какие-то ведра. После чего труба по инерции пошла назад и замерла в полуподвешенном состоянии.

На мгновение воцарилась тишина, после чего дико заорал Дима.

 

27.

 

Богомол  прыгнул так стремительно, что Андрей даже не успел среагировать. Чудовище просто бросилось вперед, разметав на своем пути тяжеленные коробки, словно они были наполнены пухом. В стороны полетели брызги моторного масла и разбитые канистры, одна из которых угодила Кирсанову под-дых, он сложился вдвое, и это спасло его от неминуемой смерти.

Когтистая лапа Богомола просвистела в сыром подвальном воздухе как раз в том самом месте, где только что находилась голова Андрея. Промахнувшийся монстр по инерции сделал еще шаг и, врезавшись в Голубого Мальчика, отбросил его к стене, туда, где была сложена резина. От удара автопокрышки посыпались на пол, похоронив под собой Андрея.

Оглушенный Кирсанов сделал попытку освободиться, но не смог. Богомол с невероятной скоростью подскочил к нему и начал разбрасывать шины. Он был уже совсем близко.

Взлетела последняя покрышка, за которую обеими руками уцепился Андрей, и его ударило о потолок. По крайней мере, теперь чудовище было снизу, а не сверху. Кирсанов, еще не пришедший в себя после падения, чуть не потерял сознание, от нового удара из носа потекла кровь, но он сумел-таки собраться и ударил Богомола ногой в лицо. После чего грузно приземлился на пол вместе с покрышкой, сильно ушибив бедро.

Монстр взмахнул лапой и снес Андрею мякоть с руки повыше локтя. Под ногами зашуршало – оживились учуявшие кровь многоножки. Богомол схватил Кирсанова за шею и высоко поднял.

- Ты что, решил подраться со мной, ничтожество? – в реве чудовища уже не было ничего человеческого.

Он занес свободную руку, готовый выпотрошить беспомощного Андрея, когда раздался жуткий грохот, и люк подвала выбило внутрь страшной силы ударом. Обломки влетели внутрь, а вместе с ними окровавленное тело человека, как будто попавшего под кузнечный молот.

Труп врезался в Богомола, заставив того отбросить Кирсанова в сторону. Чудовищу было уже все равно, кого рвать, лишь бы что-то разрушать. Он вцепился в неизвестно откуда взявшегося мертвеца, как голодная собака в кусок мяса, и с ревом начал колотить им по стенам и полу, на которых оставались жуткие кровавые следы.

Более кошмарное зрелище трудно было представить.

28.

 

Андрей приходил в себя достаточно быстро, но ему казалось, что прошло не меньше пятнадцати минут. Сознание возвращалось в тело, которому за последние полчаса досталось больше, чем за всю жизнь до этого. Кирсанов мотнул головой и попытался сесть.

Почему он плохо видит? На глаза словно набросили толстую полиэтиленовую пленку. Андрей поднял руку, тут же отозвавшуюся резкой болью от нанесенной Богомолом раны, и провел плохо слушающимися пальцами по лицу.

В глаза больно ударил свет. Он шел из дыры в люке, проломленной загадочным покойником. В подвале был такой бардак, как будто в нем завелись гремлины. Немудрено, подумал Кирсанов, вспомнив свою битву с Богомолом.

Кстати, а где Богомол?

Голубой Мальчик резко сел и, несмотря на головокружение, осмотрелся.

Богомол явно был где-то рядом – Андрей слышал доносящуюся из-за горы поваленной резины какую-то возню.

«И здесь я тоже есть», - вдруг сказал голос откуда-то изнутри.

Кирсанов оглядел самого себя, все понял и завыл так, как не умеют выть голодные волки зимой.

Он лежал в самой гуще многоножек, которые ползали по нему. Почему-то его тело частично утратило чувствительность, и он не замечал их. Весь живот и грудь были покрыты волдырями и язвами, совсем как у Игоря, а на руке висела отвратительная плесень – ее-то он и смахнул с лица, когда очнулся.

Конец, - подумал Андрей, - все. Теперь мне ничто не поможет. Проклятое подземное отродье проникло в меня, как до этого – в Игоря, и очень скоро я тоже стану ходячим трупом, буду убивать людей и превращать в себе подобных.

Он представил, как бредет по улице, выискивая случайных прохожих, как приходит к родителям и нападает на них. Представил свою мать, убитую собственным сыном и воскрешенную к новой ужасной жизни Богомолом, представил обезображенные лица своего отца и дочери Игоря с глазами, похожими на склянки с красно-желтой жижей… и снова завыл от ужаса и безысходности. Впервые в жизни он понял, что такое нет выхода. Почему-то вспомнились слова актрисы Анны Маньяни, умиравшей от рака: каждый человек приговорен к пожизненному заключению в собственной шкуре.

Его заключение было не только пожизненным, но и посмертным.

- Вот видишь, я был прав, - сказал где-то в глубине сознания Богомол, - все будет так, как я говорил. Ты такой, какой есть. Я спрашивал Игоря и спрошу тебя: что ты изменишь? Ничего. Ты подчинен мне, ты - это я. У тебя нет и не будет больше своей воли и своего мнения.  Ты превратишься в одну из многоножек, только большого размера. Скоро я погашу твое сознание полностью, и…

- Нееет! – что было сил заорал Андрей, а в голове, как эхо, плясали слова Богомола: «а что ты изменишь? А что ты изменишь? А что ты изменишь?».

Кирсанов вскочил, стряхивая с себя плесень и мокриц, и попытался рвануться к люку. Этот порыв был подсознательной попыткой спасения – на уровне разума он понимал, что бежать бесполезно. Ноги почти не слушались, он прошел шаг-другой и упал, ударившись обо что-то круглое и металлическое.

Из-за груд покрышек показался Богомол, ставший еще страшнее, чем раньше, - губы отвалились, открывая длинные клыки, живот треснул вдоль, открывая заплесневелые внутренности. Кирсанову показалось, что из них выглядывает еще одна пара крючковатых лап.

За чудовищем следовал неизвестно откуда взявшийся мертвец. Тот еще сохранял человеческие черты, но был весь вымазан слизью.

- Ну? И что ты хотел изменить? – хрипло проревел Богомол.

Только тут Андрей обратил внимание, что горячий металлический цилиндр под ним – это тот самый газовый баллон, который они с Игорем обсуждали утром, когда курили на улице.

Пальцы Кирсанова крепко сжали вентиль и решительно повернули его против часовой стрелки. Послышался тонкий свист, и в воздухе повис запах пропана.

«Может, эти баллоны вообще пустые…» - говорил утром  Игорь, тогда еще живой и здоровый.

Нет. Они не пустые. И это прекрасно.

В голову стучались обрывки фраз.

Я что, зомби? А ты колдун?

Да чего его хоронить, его же уже черви поели!

А кого я похороню вместо него?

- Пошел ты, мразь, - прохрипел Андрей, - ищи себе других многоножек.

Пальцы левой руки Кирсанова отвернули вентиль полностью.  

Зажигалка, уже давно зажатая в правой, коротко щелкнула.

 

29.

 

На кладбище с покосившимися крестами было тихо и спокойно. Низкое мрачное небо нависало над вершинами обступивших  небольшую площадку деревьев. Собирался дождь.

Андрей сидел у пустой могилы, кутаясь в легкую куртку. Рядом с треском вспыхнула спичка – это бородатый прикурил сигарету.

- Ты похоронил вместо меня Игоря? – робко спросил Кирсанов.

Бородач жестом показал куда-то направо. Андрей повернул голову и увидел свежий могильный холмик с крестом.

«Игорь Ильин», - значилось на табличке.

- Игорь лег на свое место, - незнакомец выпустил струю дыма, - а ты положил на свое место кошмар всего человечества.

- Но… я же тоже умер, правда? – неуверенно проговорил Кирсанов.

- Кто знает. Раз твое место занято, хоронить тебя нельзя. А хоронить за оградой кладбища рука не поднимается. Боги не поймут и не одобрят.

- Значит, они все-таки есть?

- Как тебе сказать? Я думаю, что для тех, кто в них верит, - есть. Раз есть чудовища, почему бы не быть богам? Хотя, знаешь, как там говорил Гойя? Сон разума рождает чудовищ? По-моему, монстры не от дьявола и не от бога. Они – от пустоты в душах людей. И от отсутствия любви тоже.

- Я здесь навсегда?

- Сложный вопрос, - бородатый передал ему сигарету, - для этой истории ты мертвый герой.  Немного лучше, чем живой трус, как ты думаешь? Во всяком случае, подбирать объедки со стола Богомола ты отказался – значит, свобода выбора все-таки есть. В конце концов, все мы когда-нибудь окажемся на кладбище с покосившимися крестами, только каждый на своем, и может найтись сила, которая сделает конец одного пути началом другого. Возможно, когда-нибудь ты и воскреснешь… Но будущее еще не настало. А последняя страница этой истории уже дописана.