БУДКА ПСА ВОЙНЫ

 

I.

ПРОКЛЯТИЕ

 

1.

 

Олег не просто бежал – он несся так, как может бежать только зверь, почуявший приближение лесного пожара. Мокрые цепкие лапы ветвей хватали его за руки и одежду, норовя прицелиться в незащищенное лицо, впиться в глаза, ослепить. Под ноги бросалась трава, обвивающая сапоги, и то и дело попадающиеся сучья. Казалось, здесь даже природа противилась его присутствию, видела в нем врага и всячески пыталась отомстить за непрошеное вторжение. Дух войны пропитал здесь каждый камень и куст, он витал в воздухе отравляющим дурманом, пробуждая во всем живом тягу убивать. Убей, или будешь убит, - кричал мокрый ночной лес, и его угрюмое воинство с молчаливой решимостью следовало воле своего господина. Чужак должен быть уничтожен, он – враг, он пришел сюда с ненавистью к нам.

Никогда в жизни Олег не видел столько крови. И никогда еще не чувствовал так близко дыхание собственной смерти.

Ему казалось, что цепляющиеся за его лицо и одежду ветви – это руки безжалостных врагов, которые не знают пощады и наверняка не будут задумываться о том, что ему всего двадцать лет, что он простой парень, не испытывающий ненависти ни к исламистам вообще, ни к чеченцам в частности, попавший на войну не по собственной воле, а по приказу призвавшей его в армию родины. Врагу все равно, как ты попал сюда, парень. Или я, или меня – вот принцип войны. И если ты его еще не понял, это твои проблемы.

Теперь Филиппов прекрасно осознал этот принцип. И, наверное, смог бы убить, убить от отчаяния, если бы не было другого выхода.

На войне вообще не бывает других выходов, - шепнуло безумие.

Собственно говоря, Олег Филиппов не испытывал ненависти ни к кому на свете. За свои двадцать лет он вообще еще не успел узнать, что такое ненависть. Рос, как многие его сверстники, в интеллигентной семье в обычной «хрущевке» в спальном районе большого города, ходил в обычную среднюю школу, учился в институте, просто был счастлив. Все в жизни Олега было обычно, как у всех, в меру благополучно, пока не пришел кошмар, приведший его сюда, в этот ночной лес, где каждая травинка жаждала его смерти.

Ужас начался, когда Филиппова отчислили со второго курса физико-математического факультета. Причина отчисления была банальна – много пропустил, завалил сессию… Ну сложно быть примерным студентом, когда ты молод, в жилах кипит кровь, а альтернативой сидению на лекциях служат весна, яркое солнце и красивые девушки.

Советы старших в таких случаях не срабатывают – они автоматически воспринимаются как брюзжание. Олег долго не мог понять, почему мать пьет валокордин, а отец тяжело вздыхает и, махнув рукой, уходит курить на балкон после каждого разговора с ним, молодым беззаботным оболтусом. И чего они так напрягаются – это же такие мелочи, он все сможет исправить, ему все по плечу. То, что жизнь жестока, - ложь, она прекрасно к нему относится и не сможет принести ему никакого вреда. Она любит его.

Насколько жестокой бывает жизнь, Филиппов понял немного позже, когда той же весной вылетел из института, а по осени пополнил ряды родной советской армии, в наше время из советской превратившейся в российскую, а из «школы мужества» - в тюрьму народов, превращающую молодых парней в пушечное мясо. Только примерив сапоги и узнав, что такое дедовщина, Олег начал задумываться, как же были правы его родители. Они все знали, все предвидели и пытались остановить его на дороге в преисподнюю. А он, тупица, никак не мог понять, почему мама с папой так переживают за него…

Но, как бы там ни было, ко всему можно привыкнуть, и со временем рядовой Филиппов примирился с обстоятельствами. Что поделаешь, армия, так армия, переживем и это.

Но тут выяснилось, что есть вещи пострашнее службы. Раньше он как-то не задумывался, что на свете существует еще и война.

А она была больше чем реальностью – она подчиняла себе реальность, сама устанавливала законы и правила и сама их нарушала, исходя из того простого соображения, что главный закон на войне – проигравший плачет, а регулирует все форс-мажор.

Хотя проигравший на войне не плачет. Он не может плакать, поскольку уже не дышит.

Первое, что Олег узнал, попав в охваченную огнем Чечню, - это то, что на свете есть две войны. Одна – из книг  и фильмов, романтичная и благородная леди, и другая - настоящая, измазанная грязью и кровью отвратительная ведьма, выпивающая из людей жизнь, а из душ – иллюзии и высокие чувства.

Сегодня Филиппов совершил непростительный для солдата проступок. Он бежал с поля боя.

Бежал, как поджавший хвост пес, не оглядываясь, бежал, бросив товарищей, боясь посмотреть назад, бежал, потеряв голову от смертельного ужаса. Говоря по совести, в этом первом своем настоящем бою Олег никого не бросил – просто некого было бросать, но он об этом не знал и не задумывался. Он спасал свою жизнь и в тот момент не был способен думать о ком-то другом. Война оказалась не по зубам его еще не окрепшей психике, которая не выдержала первого же удара.

База батальона, где находился Филиппов, была буквально стерта с лица земли неожиданным нападением чеченских боевиков. Откуда вдруг появилось такое крупное боевое соединение, никто так и не узнал. Просто среди ночи неожиданно загрохотал рукотворный всеуничтожающий гром, и все было кончено за считанные минуты. В состав батальона входило слишком много таких же, как Олег, молодых необстрелянных солдат, а боевой путь большинства атаковавших начинался еще в Афганистане. Опытным, тертым жизнью наемникам и фанатичным ваххабитам молодые русские солдаты были не противники. Одни дрались, как звери, за свою веру, а другие честно отрабатывали свои деньги и от души хотели дожить до того времени, когда смогут ими воспользоваться. Вчерашние школьники и студенты, заброшенные судьбой на никому не нужную войну, высоких целей не имели, а защищать свою жизнь еще не научились.

Волки, как всегда, победили овец.

 

 

2.

 

Олег не понял, что рухнуло на него среди ночи. Он еще не успел проснуться, когда его придавило к земле чем-то тяжелым, горячим и влажным. Поняв, что тяжелое и влажное – это обезображенный почти до неузнаваемости труп его сослуживца Вани Старикова, всегда такого веселого, с обезоруживающей задорной улыбкой, Филиппов впал в состояние, близкое к полному стопору. Он словно отделился от собственного тела, его охватил дикий ужас, но несколько секунд он не мог не только бежать, но даже сбросить с себя свой ужасный груз. Ну скажите, как может живой человек превратиться в то, что навалилось сейчас на него? Я что, тоже когда-нибудь стану такой же дьявольской куклой? Так что же, на свете действительно есть смерть? Ощущение невероятно близкого конца повергло Олега в отчаяние. Он впервые в жизни видел смерть так близко, и это зрелище представлялось ему нереально кошмарным.

Первый бой Филиппова закончился, не начавшись. Вокруг гремели взрывы, свистели осколки, где-то уже раздавалась незнакомая гортанная речь, а он все сидел, обхватив руками сочащиеся кровью лохмотья, оставшиеся от Вани, не в силах ни драться, ни бежать, ни плакать. Приближающиеся голоса часто повторяли «алла акбар» - слова, не требующие перевода, а Олег думал, что же это за бог, которому нужно приносить такие жертвы. Настоящий кровавый монстр, ненасытный вампир, жестокое чудовище…

Боги войны в ту ночь получили довольно крови…

Он просидел бы так еще долго и наверняка был бы убит, если бы не еще одно страшное событие. До того дня в его жизни не было ни одного по-настоящему страшного события; они, вероятно, решили прийти к нему все сразу. На голову и шею Филиппова внезапно потекла горячая жидкость.

Олег обернулся.

В находившееся прямо над ним окно блиндажа, превратившееся сейчас в бесформенный провал, свисал старший прапорщик Ефремов. Половина его лица представляла собой почти оголившийся череп. Правой руки у старшины не было вовсе – на ее месте свисал ужасный обрубок, из которого струей била кровь, стекавшая на голову солдата. Ефремов был еще жив. В уцелевшей руке он сжимал гранату.

-               Чего расселся, сопляк…- прапорщик выплевывал слова вместе с кровью, - беги отсюда… беги жить, дурак…они рядом…

Эти слова вернули Олегу способность двигаться. Он рывком сбросил с себя тело несчастного Старикова, подхватил валявшийся рядом с ним автомат и рванулся к выходу. Прямо за его спиной что-то прокричал незнакомый грубый голос, послышался металлический лязг… и невероятно громкий хриплый шепот Ефремова:

-          Пошел ты…сука…

Взрыв.

Когда прямо перед остановившимся на долю секунды Филипповым в стену ударилась голова и оставшаяся рука старшего прапорщика, остатки рассудка покинули его. Выскочив из разрушенного блиндажа, Олег бросился в кусты и помчался, как загнанный зверь, не разбирая, куда бежит. Самое главное – находиться как можно дальше от смерти. Как можно дальше…

А для этого надо бежать, пока есть силы. А их много, очень много. Отчаяние часто увеличивает человеческие возможности, правда, ненадолго. Этим допингом нужно пользоваться, пока он действует – как только прилив прекратится, начнется апатия и к жизни, и к смерти.

Филиппов никогда еще не бегал так быстро. Поддерживая нещадно колотящийся по ногам и спине автомат, он несся по ночному лесу. Он бежал жить.

 

3.

 

Закутанная в черное фигура возникла перед Олегом в тот самый момент, когда он уже почти не мог бежать. Задыхающийся солдат, спотыкаясь, из последних сил пытался не остановиться. Слева от него был лес, справа – заросший кустарником овраг. Было туманно, видимость стояла «на нуле» - в пяти – шести шагах ничего не было видно. Филиппов уговаривал себя не падать, но тело уже не слушалось – он пробежал по лесу несколько километров, а действие наркотика отчаяния заканчивалось.

Он не смог остановиться и врезался прямо в неизвестно откуда взявшийся темный силуэт. Оба повалились на землю и по инерции скатились по отлогому склону оврага.

Конец, - колотилось сердце Олега. Сейчас нож войдет в его горло, и он будет лежать здесь, пока птицы не выклюют его глаза, а собаки или шакалы не растащат по округе кости. И никто не узнает, где он нашел свою смерть – мать так и будет ждать его, пока сама не умрет от горя, а отец постареет лет на двадцать раньше положенного и, может быть, начнет пить…

Если не ты, то тебя.

Проигравший плачет.

Куда-то исчезло отчаяние. Вместо него появилось дикое желание жить, а вместе с ним – дьявольская решимость и откуда-то взявшаяся холодная ярость.

Видимо, так и становятся солдатами. Скорее всего, первое появление такого состояния – и есть та самая будка, в которой вырастают псы войны.

Болтавшийся до сих пор бесполезным балластом у пояса штык-нож сам вскочил в руку Олега. Самая добрая собака, загнанная в угол, укусит; он наугад нанес несколько ударов, чувствуя, как лезвие входит во что-то твердое.

Под рукой захлюпала ставшая так хорошо знакомой ему сегодня горячая липкая жидкость. В сыром воздухе повис запах крови.

Клубок из двух тел врезался в дерево и остановился. Олег вскочил на ноги, его противник оставался лежать; тяжело дыша, солдат ждал продолжения поединка.

Продолжения не последовало. Ваххабит, одетый в черное, пошевелился, со стоном попытался сесть… и оказался всего-навсего старухой-чеченкой.

Смертельно раненой, исколотой ножом старухой-чеченкой.

-               Кой черт тя понес ночью в лес? – истерично проорал Филиппов, не веря своим глазам. Штык-нож выпал из бессильно повисшей руки, - куда ж ты полезла-то, дура проклятая!!!

Старуха сидела, прислонившись к дереву, и ее черные, уже начинающие стекленеть глаза внимательно смотрели на Олега. А тот орал все громче, досадуя на ужасную случайность и поражаясь собственному злодейству.

-               Давай я тебя к врачу отнесу, - пробормотал Филиппов и попытался поднять старуху на руки, - где у вас тут врач? Он сам понимал, что никакого врача поблизости быть не может.

Бабка весила удивительно мало. Она безвольно висела на руках Олега. Ее черная одежда – не то платье, не то балахон – была насквозь пропитана кровью. Откуда в ней столько крови? – проскочила дурацкая мысль.

Врач, похоже, ей уже не нужен…

Старуха еще раз посмотрела на солдата и внезапно прокаркала что-то по-чеченски прямо ему в лицо. В ее голосе было столько ярости и боли, что Олег чуть не упал от ужаса и машинально зажмурил глаза. А когда открыл, на него по-прежнему смотрели черные глаза, окруженные сеткой мелких морщин. Вот только жизни в них больше не было.

Филиппов опустил тело на траву и рухнул рядом. Его душили слезы. Будь она проклята, эта война и люди, которые ее развязали. Будьте прокляты, ублюдки. Будьте прокляты.

 

 

II.

ЗАВЯЗКА

1.

 

Кладбище располагалось, как ему и положено, за городом, но не слишком далеко – так, чтобы безутешные родные могли в любое время без помех добраться до места последнего упокоения близких и поклониться их праху. Другое дело, что появлялись они обычно  максимум раз в год, в родительскую субботу… Но речь не об этом, это – тема для отдельного разговора.

На выезде из города привольно раскинулось кладбище, издали манящее своими зелеными лужайками и тенистой сенью вековых дубов. Лишь подойдя ближе, прохожий обнаруживал под сенью леса множество могильных крестов, полумесяцев и прочих символов вечного упокоения человеческих душ и тел и моментально терял желание передохнуть в этом замечательном местечке. Как, впрочем, и рядом с ним – сразу за кладбищем располагалась городская свалка, где спокойно находиться способны были только вороны, бродячие собаки и множество бомжей, для которых здесь был, как говорится, и стол и дом.  На  свалку ежедневно приезжали из города грузовики, сбрасывающие самые разнообразные отходы в огромные кучи, которые и служили пристанищем вышеперечисленным персонам. После разгрузки шофера выстраивали машины возле въезда, выходили из кабин и закуривали до следующего рейса; половина водителей города знала, что на этом импровизированном форуме всегда можно купить по дешевке списанный бензин. Так что свалка была достаточно людным местом.

Частенько бывал здесь и Алексей Губарев, человек, которому выпало сомнительное счастье служить участковым уполномоченным милиции в этом райском уголке.

Алексею было двадцать девять лет. Это был невысокий, крепко сбитый мужчина с выправкой военного (что соответствовало действительности – Губарев когда-то оканчивал артиллерийское училище и служил в армии) и умственным складом бунтаря. Скорее всего, именно из-за этой своей черты – бунтовать и бороться за правду – он и сидел в самой настоящей богом забытой дыре участковым в звании старшего лейтенанта, в то время как многие однокашники служили на престижных должностях капитанами и майорами.

Алексей считал, что его судьба не сложилась ни в отношении службы, ни в отношении личной жизни. Оля Елисеева, с которой Губарев встречался  с девятого класса до окончания училища и которую любил больше всего на свете, вот уже семь лет была замужем за Иваном Грачевым, директором, смешно сказать,  того самого кладбища, что находилось на его участке. После разрыва с любимой девушкой будущий участковый уполномоченный не сошел с катушек и не клялся отомстить разлучнику. По большому счету, он понимал Ольгу – зачем ей нищий российский офицер, если есть возможность безбедно жить, как у Христа за пазухой – в нашей стране не бедствует ни один человек, связанный со сферой ритуальных услуг. Хуже было другое.

Алексей знал, что только успокаивает себя подобными рассуждениями. Дело было в том, что Оля бросила его потому, что действительно полюбила Ивана, полюбила куда сильнее, чем его,    ставшего к тому времени чем-то средним между старым другом и человеком-привычкой. Это и ранило Губарева больнее всего. Он был побежден нокаутом в честном бою. Он оказался слабее и уполз с поля боя. Он оказался на щите.

Эти мысли непрестанно угнетали Алексея долгих семь лет, мешая ему жить, быть счастливым и делать карьеру  (для кого делать-то? Мне одному она на фиг не нужна). Из армии он уволился при первой возможности, которая представилась очень быстро – в тот момент шло массовое сокращение, и никто особенно не смотрел, на сколько лет подписан контракт. Участковых же, при их собачьей работе и мизерной зарплате, всегда не хватает, и Губарев тут же сменил зеленую шинель на «пальто цвета маренго», как писали в семидесятые годы авторы романтических советских детективов. Алексей мог бы выбрать любой другой райотдел, но пошел именно туда, где можно было часто видеть Олю. Вероятно, это был акт своеобразного душевного мазохизма, демонстрация уязвленного мужского самолюбия. Иван относился к нему вполне приятельски, да и бывшая возлюбленная тоже, и это причиняло участковому адские муки. Он все же хорошо знал ее характер и прекрасно понимал, что Ольга счастлива, а Грачев не скрипит зубами при виде его только потому, что доверяет жене и не сомневается в ее чувствах.

Так что Грачевы жили да поживали, а вот старший лейтенант Губарев ежедневно втыкал в самые уязвимые места своей души раскаленные булавки. И все никак не мог успокоиться.

Ну да ладно. Истязание собственной души давно стало частью жизни Алексея и со временем превратилось во что-то наподобие самоцели. Кроме этого святого дела существовала еще работа, которую Губарев любил и к которой относился вполне добросовестно. Он безукоризненно соблюдал сроки рассмотрения материалов, ни разу не опоздал и не ушел домой раньше. Его знали все местные хулиганы и пьяницы, и многих он не раз наказывал по всей строгости, так сказать, советского закона. Бомжи регулярно изгонялись и со свалки, и с кладбища. Словом, жизненные перипетии не позволили человеку стать счастливым, зато подарили обществу честного и ответственного милиционера, что в наше время редкость. Что ж, у каждого своя судьба.

Кладбище, кстати, было одной из «горячих точек» губаревского участка. Мало того, что частенько обосновывающиеся в старинных склепах бродяги устраивали там форменный бедлам, так еще и охотники за ценными металлами повадились воровать ограды и памятники и сдавать их на лом. Ну и, конечно, нечастые, но отвратительные случаи осквернения могил тоже имели место. Алексей много раз убеждал Ивана Грачева создать что-то наподобие службы безопасности кладбища, но в ответ слышал одно – только в форме ДНД. Мы, мол, бюджетная организация, нас не поймут, по штату положен только сторож. Убедить же кого-то из местных добровольно и бесплатно патрулировать по ночам кладбище, естественно, возможным не представлялось.

…Утром двадцатого июня Алексей Губарев вышел из дома пораньше – в отделе планировалась оперативка. На работу решил идти через кладбище, благо оно лежало между его домом и работой, да и лишний раз посмотреть, как там дела, не мешало.

Кладбище выглядело как обычно, и все же что-то было не так. Только дойдя до дверей отдела, участковый понял, что именно не было характерно для знакомого до мелочей места.

Пройдя через все кладбище, Губарев не увидел ни одного бомжа.

 

2.

 

Евграф проснулся, как это частенько бывало, с дикой головной болью, тошнотой и пересохшей глоткой. Все эти отвратительные симптомы были следствиями элементарного похмелья, и самым простым способом избежать утренних страданий было не пить по вечерам, но он давно понял, что это невозможно. Никакими другими способами он не умел глушить острое чувство стыда, обиды и разочарования, мучавшее его и днем, и ночью. Евграф был обычным российским бомжом,  человеком без дома и прописки. Само это слово, превратившиеся из аббревиатуры «без определенного места жительства» в позорную кличку, вызывало у него отвращение.

Ему было немногим больше сорока лет, и последние пять Евграф бродяжничал. Ну да, раньше, когда он жил в городе под названием Рига и работал начальником отдела кадров на заводе, выпускавшем известные всему Союзу трамвайные вагоны, у него была совсем другая жизнь. Была престижная работа, друзья, женщины – в те времена он считался Казановой. И звали его тогда по-другому – Михаил Сергеевич, совсем как человека, способствовавшего тому, что он превратился в просто Евграфа, опустившегося бродягу. Он уже сам начал забывать, что его кличка – сокращенный вариант фамилии Евграфов.

После распада Советского Союза жизнь в Латвии становилась все тяжелее, особенно для русских – новые власти открыто поощряли национальную дискриминацию и, по сути, одобряли профашистские настроения. Потерявший работу, кое-как перебивающийся случайными заработками Евграфов терпел до последнего, но поняв, что жить в Риге ему не дадут, продал квартиру – дешево, но на жилье в каком-нибудь небольшом российском городке должно было хватить, - купил билет и уехал.

В Москве на вокзале его ограбили, и тут оказалось, что родной России наплевать на него ничуть не меньше, чем суверенной Латвии. Милиция на его обращения не реагировала – у вас паспорт какой? Уже никакого? А был какой? Латвийский? Вот и обращайтесь в посольство.

Дальнейший сценарий развития событий понятен без слов.

Михаил понял, что доискаться правды будет почти невозможно. Так же, как в Риге, держался, как мог, подрабатывал везде, где хоть что-то платили, но в Латвии у него хотя бы было жилье и легальное положение. А здесь после работы надо было найти угол для ночлега, желательно не очень мокрый и не очень вонючий, да еще и прятаться от защитников народа, которые наперечет знали такие углы и часто наведывались их очистить, заодно заехав кому-нибудь из их обитателей сапогом по почкам «в целях профилактики правонарушений».

И со временем Михаил сдался. Не было больше сил бороться. Он запил, опустился и в конце концов превратился из Михаила Сергеевича Евграфова в грязного бродягу по кличке Евграф, скитающегося по городам и весям в поиске хотя бы подобия спокойной жизни и вызывающего отвращение у добропорядочных граждан. Сознание этого вкупе с ощущением безысходности заставляло Евграфа пить, пить суче, все, что горит, и много, лишь бы ни о чем не думать. Думать было больно, а боли в его жизни и так хватало.

Но и не думать тоже не получалось. Больше всего на свете Евграф хотел теперь превратиться в подобие растения, чтобы не приходили больше призраки прошлого и не углубляли и без того бездонную пропасть отчаяния.

Последний год он жил свалкой – подбирал все, что можно было хоть как-то продать, и все, что можно было хоть как-то съесть. Ночевал зимой по подвалам, а летом – на кладбище. Сторож не гнал его – не похож он был на осквернителя могил, не бесчинствовал и грязи после себя не оставлял. Участковый тоже знал Евграфа и, похоже, жалел, - ругать ругал, но как-то без желания, и ни разу не ударил.

В то утро Евграф, еще не успев толком продрать глаза, шарил по грязным карманам в поисках сигареты или хотя бы окурка. Безрезультатно. У, прорва, неужели курева нет вообще? Может, у Катерины есть?

Катерина, такая же бездомная, как и он, уже полгода была, так сказать, гражданской женой Евграфа. Ее истории он не знал, да и не хотел – какая разница? А для нечастых занятий сексом в пьяном виде она вполне подходила.

Бомжи, знаете ли, тоже люди, даже если нам так не кажется.

Евграф сел, оглянулся и не увидел Катерины. Странно, куда это она делась?

-          Катька! – хрипло проорал он, - ты где? У тебя курево есть?

Ответа не было.

-          Катерина! Да куда ты подевалась, мать твою!

Снова молчание.

Кряхтя и матерясь, Евграф поднялся, некоторое время топтался на месте, разминая ноги. Сорок три, - сокрушенно подумал он, - а уже дед дедом! Чертова старая развалина.

Недоумевая, куда могла деться Катерина, Евграф оперся о ближайшее надгробие и заглянул за него.

Там он и нашел Катерину.

 

3.

 

Кладбищенский сторож, старик по имени Степан Прошин, которого вся округа именовала просто дед Степан, жил в небольшой избушке у ворот кладбища. Вся жизнь Прошина прошла в близлежащем поселке под названием Сергеево, где он сорок лет отработал водителем грузовика в АТП. Работал честно, при Советах с Доски почета не сходил, а как вышел на пенсию, оказался, как и многие, у разбитого корыта. Только и осталось, что двухкомнатная квартира – спасибо, есть еще, что сыну оставить. Так дед Степан и поступил – как только умерла жена, отдал квартиру сыну с семьей, а сам пошел сторожем на кладбище. Тут и жить есть где, и родня рядом. А мертвецов бояться – э-э, дети, да я и сам уж почти мертвец. А тут, как ни крути, природа.

Дед Степан сторожевал так же добросовестно, как в свое время крутил баранку. Ищущую острых ощущений молодежь и приходящих со свалки бомжей он выгонял профессионально, как вышибала из бара. Одного, по кличке Евграф, он, правда, не трогал, - жалкий тот был какой-то, словно жизнью обделенный. Зато после него убираться не надо – сам все в порядок приведет.

Хотя и Евграфу надо бы внушение сделать – повадился таскать с собой какую-то курву бродячую. Эдак тут скоро целый табор соберется.

Выйдя с первыми лучами солнца из своей избушки, дед Степан услышал крик. Посмотрел на кладбище – да это и есть Евграф, легок на помине. Только чего так орать-то? Белая горячка, что ли?

-Чего вопишь, ровно резаный? – заворчал дед, но, увидев, что у Евграфа в руках, тихо охнул, перекрестился и присел на крыльцо.

 

4.

 

Олег брел вдоль дороги, бесцельно глядя в летнее синее небо. Небо сегодня находилось удивительно высоко над землей; казалось, кто-то невероятно могущественный подставил лестницу так, чтобы оно могло забраться на ступеньку – другую выше, чем обычно. Или он чувствовал себя меньше, чем всегда.

Странно, когда он жил в родном городе и учился в институте, то никогда не обращал внимания на то, высоко ли над землей находится небо. Он просто на него не смотрел. Сейчас, идя вдоль достаточно оживленной трассы, Филиппов вспомнил, когда именно небо производило на него подобное впечатление.

Таким же высоким, как сейчас, небо казалось Олегу в детстве. Когда он еще ребенком выезжал с родителями на дачу или просто на пикник, они с отцом любили валяться на подстеленном мамой покрывале и искать в облаках очертания зверей и птиц. Как и любой ребенок, Олег обладал развитой фантазией и, пока папа думал и всматривался, успевал найти и собак, и голубей, и даже причудливых драконов. Отец удивлялся, и они смеялись от счастья, а небо синело высоко-высоко, совсем как сейчас.

Куда это небо девалось потом и где было столько лет? И почему вернулось только теперь, после кошмара, пережитого им в армии и последовавшего за ним в гражданскую жизнь? Может быть, небо появилось как знак, что скоро все закончится и он сможет закончить свое долгое путешествие и вернуться домой? Родители заждались…

А может, просто вернуться – и все? Дома он найдет выход из положения. Ему помогут. У него есть друзья, мама, папа…

Нет, нет, только не это.  Существуют вопросы, решать которые каждый может только сам. И он не поедет домой именно потому, что там друзья, мама и папа. Он не имеет права ставить под удар еще и их.

Мимо с ревом промчалась здоровенная фура, взметнув в лицо Олегу пыль и обдав дизельным смрадом. Он отряхнулся и опять поднял голову. Небо улыбалось ему откуда-то сверху, словно дружески подмигивая.

Все будет хорошо, парень, - шепнуло сознание Филиппова, и он в первый раз за очень долгое время улыбнулся своим мыслям, - так или иначе, все скоро закончится. Пора остановиться, не может же он бежать всю жизнь.

-               Гражданин, задержитесь, - услышал Олег чей-то голос. Из калитки в длинном заборе, мимо которого он шел, показались двое в милицейской форме, - сержант Уланов, лейтенант Давлетшин, Сергеевский отдел милиции. Предъявите документы, пожалуйста.

 

5.

 

У сторожки деда Степана собралась неслабая массовка – три «уазика», «Волга» с милицейскими номерами и потрепанная «шестерка» уголовного розыска. Присутствовала вся правоохранительная элита Сергеевского района – экипаж патрульно-постовой службы, дежурный опер и следователь, участковый уполномоченный, начальники криминальной милиции и уголовного розыска и даже районный прокурор Гаврилов собственной персоной. Еще бы, дело было нешуточное. Убийства, да еще такие зверские, происходили в поселке крайне редко. Вскоре должна была подъехать бригада из городского УВД.

На крыльце домика сидел до сих пор трясущийся и сам на себя не похожий Евграф. С момента, когда он появился у дверей Прошина с окровавленной головой Катерины в руках, прошло больше двух часов, в течение которых его несколько раз мучили вопросами, стараясь уличить во лжи и увезти в следственный изолятор до суда, а оттуда – прямиком в тюрьму. Евграф не боялся тюрьмы – с его нынешней жизнью он вообще уже ничего не боялся. Но при воспоминании о том, как выглядела Катерина, когда он ее обнаружил, у бывалого бродяги начинали трястись поджилки. Такого кошмара он не видел еще никогда.

Тело его, так сказать, возлюбленной было непостижимым образом разодрано в клочья. Смятое и поломанное расчлененное тело лежало на взрытой земле в огромной луже крови, неподалеку валялась, непонимающе тараща выпученные глаза, оторванная голова, которую Евграф, находясь в полной прострации, и принес к крыльцу деда Степана. Кто бы ни совершил это ужасное убийство, он должен был обладать поистине нечеловеческой силой. Именно это, а также отсутствие следов крови на лохмотьях Михаила – за исключением рук, в которых он нес свой страшный груз – и убедило милицию в том, что убийцей женщины является бомж.

Вообще стражи порядка пока не могли изобрести ни одной мало-мальски живой версии произошедшего. Способ убийства ставил в тупик – почти всерьез высказывались мнения о волках, неизвестно откуда появившихся на Сергеевском кладбище.  Правда, никто не смог объяснить, каким образом волки умудрились не оставить на рыхлой земле следов.

Следы были, но какие-то неясные, больше похожие на человеческие, чем на звериные. Приехавший из поселка кинолог только развел руками, глядя, как его матерая служебная псина вертится на месте и подвывает, будучи не в силах взять след. Милиция готова была опустить руки.

Алексей Губарев мрачно курил, сидя на крыльце рядом с Евграфом и оперуполномоченным уголовного розыска по имени Кирилл Вдовцов. Оба милиционера терялись в догадках и были озадачены настолько, что почти не замечали исходившей от бомжа вони.

-Что делать-то будем, Кирилл, - подал голос Губарев, - что-то у меня голова совсем не работает. Сроду такого не видел!

-Да откуда мне-то знать, что делать, - отмахнулся Вдовцов, - я тебе что, провидица Ванга, что ли? Ума не приложу, кто ее так…

-Братву на всякий случай проверить… - без особой надежды в голосе предложил Алексей. В отделе милиции поселка Сергеево, как и во всем мире, было заведено при каждом форс-мажорном случае начинать теребить всех местных бандитов, от шестерок до авторитетов. В лучшем случае это помогало в раскрытии преступления, в худшем – не давало братве особенно борзеть и заставляло ее держаться в тонусе.   

-Уже проверяют, - Вдовцов закурил «Золотую Яву», - да только братва здесь не при чем. У нас же, блин, не Италия, лошадиные головы под дверь не подбрасывают, да и «сицилийский галстук» еще никому не повесили.

-Если бы и повесили, то уж кому-кому, но не ей, - согласился участковый, - а что еще думать – то? Секта кровожадных вудуистов? Локальная лига вампиров? Кружок «Порви и брось?»

-Да пошел ты на хрен, - Кирилл всердцах выкинул сигарету, - если такой умный, дай версию. Шерлок Холмс нашелся.

-Херлок Шолмс, - внезапно пробубнил Евграф.

-Че-е-го? – выкатил глаза опер, но Губарев внезапно засмеялся. Вдовцов поморгал, пораженный наглостью недавнего подозреваемого, да еще бомжа, но махнул рукой и тоже заржал. Начал подхрюкивать и сам Евграф, не ожидавший такого эффекта от своей, в общем-то, не смешной шутки.

Атмосфера наконец разрядилась.

-Мужики, к вам гости, - сказал проходивший мимо патрульный. Все трое обернулись.

Постовой Уланов и дознаватель Давлетшин, отправившиеся прочесывать местность, вели от дальней калитки кладбища незнакомца – молодого белобрысого парня в дешевых джинсах и армейской куртке. За его плечами висел рюкзак.

 

6.

 

-Ну и что мы здесь забыли, Филиппов Олег… - Вдовцов заглянул в паспорт, - Борисович? Живете за тысячу километров отсюда, из армии демобилизовались полгода назад, герой войны, медали… Что ж тебе домой-то не идется, солдат? Там небось девушка ждет, родители…Откуда идешь?

-Из Кировска.

-Далековато. Так ты не сказал, чего по свету-то бродишь?

-Так, попутешествовать решил, - безразлично ответил Олег, - обстановку сменить.

-Ты, друг, мне лапшу на уши не вешай, - резко прервал его Кирилл, - не видел я еще человека, который с войны домой не торопится. Давай колись, от кого прячешься и что натворил – я все равно узнаю, тебя уже по всем картотекам пробивают.

-Да откуда вам знать, как с войны возвращаются, - внезапно взорвался Филиппов, - куда хочу, туда и иду, мое дело. Пробивайте, как хотите, дело ваше.

-Не кипятись, парень, - Вдовцов наклонился к сидящему Олегу,- знаю я, и как с войны ходят, и как на войну… А борзеть будешь в другом месте, понял? Я на тебя что хочешь повешу, если захочу. Ты уж постарайся, чтобы не захотел.

Кирилл Вдовцов был ветераном Афганистана и действительно знал, как уходят на войну и как с нее возвращаются. Сам он вернулся весь в орденах, но еле живой после ранения, чуть было не оставившего его инвалидом. Кроме того, Вдовцов был тертым опером и видел, что парень темнит. Учитывая ситуацию, колоть надо было быстро.

Судя по всему, Олег не испугался, но в какое-то мгновение в его глазах  промелькнула черная, глухая безысходность. Кирилл в этот момент прикуривал, а вот Губарев заметил… И что-то подсказало ему – парень не убивал Катерину. Но проблемы у него есть, и, по всей видимости, реальные. И связаны они скорее всего не с долгами или неудачами в любви, а именно с этим кладбищем…

Тем временем были получены данные по Олегу Филиппову. Они, по сути дела, подтверждали информацию, изложенную в документах. И вполне ясно говорили – не судим, не в розыске, даже приводов в милицию не имел. Так что же не пускает его домой? Что заставляет бродить по стране? 

В то, что парень путешествует ради собственного удовольствия, Алексей не верил. Вдовцов был прав – не так возвращаются с войны. Конечно, Олег мог повредиться там умом, на сумасшедшего он тоже был не похож. Скорее Филиппов производил впечатление человека обреченного, идущего навстречу собственной смерти и потому ко всему безразличного.

-Так как, будем разговаривать или еще не надумал? – Кирилл бросил окурок в кусты и повернулся к Олегу, - так в чем у тебя проблемы? Любишь бабам бошки отрывать? Давай, птичка, все равно петь заставлю, только когда сам все узнаю, поздно будет. Тогда придется петухом на параше кри…

-Кирилл, можно тебя, - прервал увлекшегося опера Губарев. Пока Вдовцов недоумевал, почему его беспардонно отрывают от работы, участковый оттащил его от крыльца, - подожди, не дави на него. Не убивал он, я чувствую.

-Леш, ну чего ты лезешь, а? Что не убивал – сам вижу, не первый день в розыске. Ну что, я тебе рассказывать буду, зачем его колоть? Вдруг видел что-то, но молчит. Или друзей каких-нибудь покрывает. Не мешай, добро?

-Нет у него здесь друзей. Он же не местный.

-А к кому он тогда приперся? – не сдавался практичный Вдовцов, - ты что, думаешь, он действительно бродяжит для собственного удовольствия? Ну, Леха, ты даешь. Тебе бы адвокатом быть, а не участковым.

Алексей сам не понимал, почему  он защищает Филиппова. Кирилл все делал правильно, именно так и надо, чтобы получить хоть какую-нибудь информацию, нужно отрабатывать подозреваемого по полной программе, цепляться за любую мелочь. Так и только так должен работать толковый опер, каковым, несомненно, являлся Вдовцов. Но что-то подсказывало ему, что здесь – случай особый, и стоит изменить методы. Или, может быть, в обреченном взгляде Олега ему почудилась скрытая, неуверенная, загнанная глубоко внутрь мольба о помощи?

-Кирилл, я тебе потом все объясню, если смогу. Ну есть у меня кое-какие соображения, странный он какой-то, понимаешь? Я его не защищаю, просто подход к нему хочу найти. Отстань ты пока от него, дай я сам поговорю. Если не получится – заберешь в отдел и коли, как хочешь.

Вдовцов с минуту смотрел на Губарева, как на ненормального. Потом махнул рукой – дескать, пошли вы все, психи, - и отошел, на ходу прикуривая еще одну сигарету. Участковый присел на крыльцо рядом с Олегом.

-Ну что, влип? – негромко сказал он, - что же тебя на приключения-то потянуло? Сенкевич нашелся, блин. Ты мне лучше расскажи, чего у тебя вид такой затравленный.

-Какой?!

-Затравленный, говорю! И голову мне не морочь, скажешь, в чем дело – помогу.

-Он, - Филиппов кивнул в сторону Кирилла, - у вас злой полицейский, а вы – добрый? Да не знаю я ничего. Шел себе по дороге, ваши держиморды меня задержали, вот и все. А зачем вам про меня что-то знать? Интересно, что ли?

-Интересно. Я в милицию пошел, чтобы людям помогать.

-Да ладно… Знаем. Послушайте, я вам дело говорю, - хотите в камеру посадить – сажайте, только скорее. Нельзя мне здесь до вечера оставаться, понимаете!?

Олег словно сбросил маску. Теперь в его голосе звучала горячая мольба, глаза сверкали.

-Я не псих, честное слово, - тараторил Филиппов, - это все из-за меня. Только я ничего не делал, честное слово. Это… ну не поверите вы мне, если расскажу!

-Почему…-начал было Алексей, но тут Олег сделал такое, что слова стали поперек горла – уткнулся в плечо участкового, как малыш в мамины колени, и бесшумно зарыдал. Губарева чуть удар не хватил.

-Я так больше не могу…не могу, - всхлипывал Филиппов, - помогите мне… пожалуйста…

Внезапно и  мольбы, и всхлипывания прекратились. Алексей посмотрел на солдата – тот просто потерял сознание. Видимо, его нервы были слишком потрепаны или выдержали тяжелое испытание.

-Леха! – заорал Губарев, давая пощечину Олегу в попытке привести его в чувство, - иди сюда! И врача какого-нибудь давай, хоть трупореза!

Откуда взяться на кладбище врачу, Алексей как-то не подумал. Здесь скорее нашелся бы могильщик. Хотя в нашей стране эти профессии частенько оказываются смежными.

Вдовцов подскочил моментально, врача поблизости, разумеется, не было. Вдвоем они уложили бесчувственного солдата на траву, попробовали брызгать в лицо водой – у Губарева была бутылка минералки, нажимать костяшками пальцев на болевые точки за ушами – все было тщетно. Олег в себя не приходил.

 

III.

ДЕЙСТВИЕ.

 

1.

 

-Ну и что с ним делать? – Кирилл задумчиво затянулся сигаретой.

-Откуда я знаю, - Губарев тоже щелкнул зажигалкой, - слушай, бросай так много курить. Я за час первую закуриваю, а ты, по-моему, десятую.

-Господи, еще одна жена, только на работе. Лучше думай, что с этим делать, - Вдовцов кивнул на Олега, лежащего на кушетке в сторожке деда Степана, - в себя не приходит, жар сильный. Может, его в больницу отправить?

В случае с любым другим человеком Алексей, не задумываясь, поддержал бы это предложение. Но Филиппова он отсюда увозить почему-то не хотел. Участковому казалось, что солдат знает что-то, что может помочь в раскрытии загадочного зверского убийства. И еще он был убежден, что, оказавшись в больнице или в каком угодно другом месте, Олег ничего не скажет – просто замкнется в себе, а потом исчезнет, продолжит свое странное путешествие. Что-то, связанное с кладбищем, пугало Филиппова, - об этом свидетельствовали его горячечные, сбивчивые фразы, сказанные перед потерей сознания. Пугало и гнало прочь от этого места. Исчезнет этот панический ужас – пропадет и надежда раскрутить его на какую-либо информацию. Губарев готов был сам лечить Олега, лишь бы узнать то, что знает этот странный солдат

Эти соображения он и изложил Вдовцову.

-Хмм… - задумчиво промычал опер, - что-то в твоей идее есть. Я чувствую – знает он что-то, но молчит. И здесь, на кладбище, чего-то боится, если расколется, то только здесь! Но посмотри – вариант первый: у нас на руках больной, которого мы вместо больницы держим в кладбищенской сторожке. Вариант второй – перед нами хитрый маньяк-убийца, который симулирует, предварительно забросив удочки, и ждет, когда мы схватим наживку. Сам понимаешь, отсюда ему рвануть куда проще, чем из больницы и уж тем более из СИЗО. Если один из этих вариантов правильный, мы в лучшем случае получаем по шапке.

-Согласен, - ответил Алексей, - на мой взгляд, верен скорее первый вариант. Жар-то у него настоящий, его симулировать трудновато.

-Настоящий. Вот и давай подумаем, как все это обернуть нам на пользу и при этом прикрыть свои задницы.

-Давай Виктору позвоним, - предложил Губарев.

Виктор Ильичев был одноклассником Алексея и хорошим знакомым Кирилла. Он работал хирургом в поселковой больнице и был способен оказать Олегу квалифицированную помощь. Кроме того, Виктор не будет болтать лишнего, если его попросят об этом друзья.

-Леха, у тебя голова из золота, - похвалил Вдовцов, - конечно, так и сделаем. Но если Витька скажет, что солдатик совсем плохой, без разговоров везем его в больницу. Работа работой, а мне семью кормить надо.

На том и сошлись. Пока Губарев с дедом Степаном прикладывали ко лбу Филиппова мокрые полотенца, Кирилл позвонил Ильичеву на мобильник и попросил его приехать на кладбище. Виктор немного поупирался, но под конец сказал, что если дело серьезное, то он приедет, но через часок – надо кое-что закончить на работе.

В домик вошел сержант Митя Уланов, один из двух милиционеров, задержавших Олега.

-Мы поехали, - сообщил он, - помощь не нужна?

-Езжайте, справимся, - махнул рукой Вдовцов.

-Может, этого молодца прихватить?

-Да нет, не надо, - безразличным голосом ответил Алексей, - отлежится и пускай дует на все четыре стороны. Что мы ему, «скорая», что ли? Начальство еще здесь?

-О чем ты! Уже полчаса как разъехались. Они не мы, приехали, поорали и по домам. Их дело – нас озадачить. Ладно, давай, пока, - Уланов поправил портупею с висящими на ней пистолетом, дубинкой и наручниками и вышел на улицу.

-Да…Похоже, заварили мы кашу, Ватсон, - невесело сказал Вдовцов и снова закурил.

 

2.

 

Олег снова был в ночном лесу в окрестностях местечка Шали, по лицу снова стекали капли нудного дождя, а перед ним стояла убитая им старуха. Странно, но, несмотря на страшные кровавые раны, она уверенно стояла на ногах. Ветер почему-то не шевелил ее черный балахон, и струи дождя обходили ее скрюченную старостью фигуру.

От старухи исходил отвратительный трупный запах.

-За что ты меня убил? – прокаркала бабка с сильным акцентом, - разве я враг тебе? Для чего ты пришел на нашу землю? До войны у меня был муж и двое сыновей. Они не воевали, они работали. Старший сын самому Шамилю сказал – нет, не пойду воевать, русские не враги. А такие, как ты, нашли у него дома автомат и убили моего Аслана. Не разбираясь, зачем он ему. А сейчас у всех есть оружие, для защиты, даже у стариков – по-другому нельзя. Второй сын пошел показывать вашим тропу через перевал и исчез, его до сих пор не нашли. Потом ты зарезал меня, и мой муж остался один. Он старый, и у него рак желудка. Когда он будет умирать, некому будет прочесть над ним молитву. Разве я сделала тебе что-то плохое? Я шла к вам, потому что у вас есть врач, а у Масхада начались боли. Я не воевала с вами, а вы отняли у меня все, даже мою жизнь. Ты убил меня, потому что испугался, да? Я что, страшная?

Олег в ужасе отползал от старухи подальше. В этот момент он действительно боялся ее. В руке был зажат окровавленный штык-нож; он резко разжал пальцы и встряхнул кистью, как будто стряхивая отвратительное насекомое. Оружие с глухим стуком упало в густую траву.

-Прости меня, - сдавленным голосом прошептал он, - я не думал, что  это ты…

-Я уже не могу простить тебя, - ответила мертвая старуха, - я ведь мертвая, нет? Когда ты меня убивал, ты не просил прощения. Ты сам построил у себя в душе будку и посадил в нее пса войны. Он не знает ни прощения, ни сострадания, он хочет только крови. Ты хочешь, чтобы я простила тебя. Пес всегда будет идти за тобой, и война всегда будет там, где ты. Он не потеряет след, ведь он внутри тебя, ты будешь причиной горя и смерти. А моя несчастная душа… уже… в аду…

Кожа сползала с лица старухи, как с печеного яблока над огнем. Одежда обвисала на глазах, как будто бабка худела. Обнажились кости черепа, вытекли глаза…

Старуха таяла в воздухе, сливаясь с серым туманом. Запах гниения становился невыносимым. Слова превращались в бормотание, которое переходило в шум дождя. Постепенно шум смолк, и воцарилась тишина, только стучали зубы Олега и печально выл в своей будке пес войны.

 

 

3.

 

-Ничего страшного, жить будет, - услышал Олег, - простужен сильно, ну, и перенервничал. Сейчас сделаю ему укол, и пусть спит. Проснется как огурчик… Ну, может, покашляет недельку.

Ночной лес вокруг Олега превратился в уютную обстановку маленького домика. Над ним склонились два милиционера, еще недавно его допрашивавших, старик-сторож и незнакомый мужчина в белом халате, надетом поверх свитера. Он умело спускал из шприца пузырьки воздуха.

Врач, понял Филиппов. Сейчас доктор сделает укол, и все пройдет, - прилетели неизвестно откуда мамины слова, сказанные в далеком детстве, когда он рассек бровь и надо было наложить швы. Он успокоился и глубоко втянул воздух, готовый и вправду уснуть. Олег на какую-то долю минуты почувствовал себя дома – в безопасности, как тогда, когда его душа еще не была будкой пса войны и все в его жизни было хорошо и спокойно. Ему показалось, что если он повернется на бок, то увидит свою книжную полку, гантели на полу и турник – перекладину, закрепленную в створе двери. А если выйти в эту дверь, обязательно попадешь на кухню, где мама с папой пьют чай и что-то обсуждают.

Господи, как же хочется домой!

Подальше от этого дома, от кладбищенских крестов за окнами…

Осознание этого факта почти выдернуло его из ореола уютной ностальгии. Он и вправду в доме сторожа, значит, за окном действительно кладбище! Он не должен здесь оставаться ни минуты, ему надо уходить прямо сейчас, пока…

-Вот так, - убаюкивающе приговаривал врач, выбрасывая одноразовый шприц, - теперь надо спать. Проснется – дайте лекарство, коробочку я на столе оставил…

Олег проваливался в  ватные дебри наркотического сна, а его сознание безумно колотилось в его мягкие, как в изоляторе для психов, стены – нет, не усыпляйте меня, я должен уйти, должен уйти, длжнйттии-и-и-и…

-               Ну, спасибо, Витек, - сказал Кирилл Вдовцов, - выручил. Ты уверен, что с ним все в порядке?

-               Ну как – в порядке, - Ильичев открыл дверь, вышел в теплую летнюю ночь и закурил, - сам видишь – сильный жар, ничего хорошего. Я бы его в больницу забрал, если хочешь знать мое мнение. Но уж если у вас тут свои интересы… Короче, температуру я ему сбил, лекарств вколол уйму, должны подействовать. Только не будите его, пусть отдохнет. Станет хуже – сразу звоните, мало ли что…

-               Спасибо, - на крыльцо вышел Губарев, - ты уж извини, что дергаем. Проводить до машины?

«Шестерка» Виктора стояла на площадке у ворот, где обычно оставляли машины посетители кладбища. Идти до ворот надо было по неосвещенному погосту.

-Да ладно, не девушка – дойду, - усмехнулся врач, - счастливо, мужики. Еще раз говорю – если что, звоните сразу, тут шутить нельзя.

Он шагнул с крыльца в темноту. Некоторое время было слышно, как шуршит под его ногами трава, потом все стихло. Только пел где-то рядом сверчок и звенели вечно голодные комары.

-Эй, полиция! – заворчал из дома дед Степан, - раз пришли, марш ужинать. И дверь закройте, комарья напустите. Ох, грехи мои тяжкие…

-Пошли, - улыбнулся Алексей, - хозяин ругается.

Вдовцов бросил окурок в темноту, проследил его яркий, как у трассирующей пули, след и направился в дом за Губаревым.

 

 

4.

 

Виктор Ильичев продирался через кусты, в которые забрел, свернув в темноте с аллеи. Он проклинал на чем свет стоит это чертово кладбище, больше похожее на дикие заросли, городские власти, сколько лет обещавшие провести сюда электричество, Вдовцова с Губаревым, затащивших его сюда на ночь глядя, и все население планеты Земля в целом. Какого существительного он пошел в медицинский? Работал бы сейчас каким-нибудь бухгалтером, и никто не дергал бы его по ночам к больным солдатам, да еще на кладбище.

Внезапно внимание Виктора привлек странный звук, исходивший откуда-то сбоку. Как будто кто-то скреб чем-то твердым по бетонной стене.

Собаки, подумал Ильичев. На кладбище водилось черт знает сколько бродячих псов. И куда только смотрят собачники, мать их…

Звук повторился, только теперь он был громче, и казалось, что к скрежету добавился еще и скрип.

По спине врача невольно побежали мурашки. Внезапно он понял, что находится на кладбище в ночное время, чего нормальные люди стараются не делать. Где-то на донышке сознания зародился первобытный страх.

Брось, сам себе усмехнулся Виктор, тебе не восемь лет. Ты отлично знаешь, что байки про кладбища – выдумки, ты же реалист. Да еще с твоей-то профессией!

Звук не прекращался, наоборот – становился сильнее. Как будто кто-то отдирал от земли крепко вросший в нее камень.

Могильную плиту, например.

Эта мысль заставила сердце врача не на шутку заколотиться. Реализм – реализмом, а попробуйте прогуляться по ночному погосту и послушать подобные звуки! Все россказни непросвещенных предков моментально перестают казаться вымыслом.

К скрипам прибавилась какая-то возня, за ним – глухой удар чего-то тяжелого, а потом – какое-то неясное ворчание.

Виктор готов был броситься бежать, сломя голову. Ни хрена себе собаки! Ужас поднялся с глубин, вырос до огромных размеров и заполнил почти все сознание Ильичева. Бежать, скорее бежать, ворота совсем рядом, завести машину и гнать, втаптывая педаль газа в пол, пока проклятое кладбище не останется далеко позади.

Нет, так нельзя. Взрослый образованный человек, а паникует, как ребенок, наслушавшийся страшилок в пионерском лагере. Вот сейчас он раздвинет кусты и посмотрит, что за расхитители могил объявились в поселке. Вот сейчас…

Виктор решительно шагнул вперед. Закаленные нервы хирурга прекрасно умели справляться с паникой. Он одним движением отбросил темную завесу листвы и оказался на утыканной крестами полянке, залитой светом луны, пробившимся из-за облаков.

Ближайшее надгробие было выворочено, памятник – треугольник со звездой – валялся рядом. Могильного холмика не было вовсе – на его месте располагалась яма, вокруг была навалены кучи выброшенной из него земли. В яме кто-то шевелился и глухо ворчал.

Ильичев был потрясен. Насколько он помнил, это была могила Владимира Сергеевича Пономарева, ветерана Великой Отечественной, человека в поселке очень уважаемого. Какая мразь посмела так варварски надругаться над могилой героя?

Из ямы поднялась человеческая голова. Вернее, она когда-то была человеческой. Торчали на голом черепе клочья седых волос, странным светом горели впадины-глазницы…

Врач остолбенел. Это жуткое создание никоим образом не походило на осквернителя могил. Виктор понимал, что это невозможно, но чудовище было похоже на самого Владимира Сергеевича Пономарева.

Мертвец с жутким хриплым ворчанием выпрыгнул из могилы. Все, что успел заметить Виктор, - остатки полуистлевшей одежды и невероятно длинные когти, матово блеснувшие в неверном свете луны.

 

5.

 

Алексей проснулся рано утром, разбуженный лучами яркого солнца. Он лежал на длинном старом сундуке, стоявшем у окна сторожки деда Степана. Рядом на сдвинутых стульях посапывал  Вдовцов, на диванчике свернулся калачиком старик Прошин. Кровать занимал Олег, который наконец-то перестал метаться и издавать нечленораздельные выкрики и спал спокойным сном выздоравливающего.

Губарев, стараясь производить как можно меньше шума, встал с сундука, потянулся, распрямляя затекшую спину, взял одежду и вышел в прихожую, больше походившую на крестьянские сени века девятнадцатого. Там, рядом с вешалкой для одежды, стояло ведро с водой, ящик с какой-то утварью и длинная лавка.

На этой лавке спал человек.

От неожиданности Алексей чуть не вскрикнул, подался назад и почти сбил ведро.

-               Вот народ, прости Господи, - заворчал из комнаты дед Степан, поднимаясь с дивана, - как вы в милиции служите – ума не приложу. Уже от спящих бросаются, э-эх.

Губареву стало стыдно. В спящем он узнал бомжа Евграфа. Но как бродяга сюда попал? Он ведь ушел вчера еще до приезда Виктора.

Тем временем Прошин оделся и вышел в прихожую.

-               Я и говорю – милиция, - продолжал он ворчать, - и не слышали, как он пришел.

-               Когда пришел-то? – спросил Алексей.

-               Да как вы заснули, так и пришел. Страшно, говорит, Катерину только убили, а там орет кто-то… Ну я и пустил, жалко – какой - никакой, а человек.

-               А кто орал?

Дед посмотрел на участкового, как на ненормального.

-А я-то почем знаю. Тут каждый божий день кто-нибудь орет. Мне, что ль, бегать их ловить? Вы милиция, вы и бегайте.

Губарев понял, что толкового объяснения от старого ворчуна не дождешься, закурил и вышел на крыльцо. Спустя пару минут к нему присоединился дико зевающий Кирилл.

-Чего он разошелся-то? – спросил участковый.

-Спроси чего полегче. Достал ворчать, пень старый, поспать не дает.

-А ты слышал, когда Евграф пришел?

На этот раз уже Вдовцов выразительно посмотрел на Алексея.

-Ага, - спокойно сказал он, - и Илью-пророка на колеснице видел. Ночь, молодой человек, создана для того, чтобы спать.

-Понял, - ответил Губарев.

С минуту они помолчали. Затем Кирилл спросил:

-Ну что, Холмс, какие планы на сегодня?

-Ждем, пока боец проснется, оцениваем его состояние и, если оно позволяет, задаем кучу вопросов.

-Может, разбудим? Ну его к черту, ждать.

-Витька же сказал – не будить. Пусть пока спит. А я пока в город смотаюсь, мне в прокуратуру материал надо забросить.

-          Отправь через отдел почтой. На фига тебе самому таскаться.

-               Сроки выходят, а через отдел будет неделю идти. Мне прокурор бошку снимет.

Алексей выбросил сигарету и пошел собираться.

 

6.

 

Губарев решил не идти через кладбище к центральному входу, а вышел через калитку и пошел вдоль шоссе, где недавно шел Олег. Ярко светило солнце, и настроение у участкового быстро преодолело отметку «нормальное» и приближалось к состоянию «хорошее». Если бы не было этого жуткого убийства на кладбище, странного солдата и пугливого бомжа, стучащегося по ночам в дом сторожа, все было бы и вовсе чудесно. Но, как говорил Михаил Жванецкий, проблемы не исчезают – они просто перестраиваются из правого ряда в левый, на человека не угодишь, ему всегда что-то мешает жить.

Алексей сам себе удивлялся. Наверное, впервые после разрыва с Олей он за все утро ни разу не вспомнил о ней. Может быть, голова занята другим, а скорее, просто сказалось наконец целительное действие времени и он перестал справлять поминки по самому себе. Да и какой в этом смысл? Если тогда, семь лет назад, ничего нельзя было изменить, какой смысл страдать и на что-то надеяться сейчас? Губарев чувствовал, как с каждым шагом его наполняет давно забытая радость жизни, желание дышать и чувствовать на губах вкус воздуха, пить до дна каждый момент и не жалеть о том, что он закончился – следующий будет лучше! Таким он не был очень, очень давно.

Проходя мимо кладбищенских ворот, участковый обратил внимание, что «шестерка» Виктора Ильичева стоит на стоянке для посетителей. Вот ведь старая колымага, опять Витька не смог ее завести и ушел домой пешком. Тоже еще лопух, мог и позвать их на помощь, вместе бы что-нибудь придумали.

До прокуратуры Алексей благополучно добрался на попутном грузовике. Разговорчивый водила всю дорогу разглагольствовал о том, как ремонтировал свой «Москвич» и в какую ласточку тот превратился после его вмешательства. Вдохновленный рассказами шофера, Губарев решил в ближайшее время наведаться в гараж, где спокойно ржавела отцовская «Таврия», и всерьез взяться за старую клячу. Закончив дела, он заглянул в располагавшийся недалеко от прокуратуры автомагазин, где работал его старый знакомый Игорь, и купил моторное масло и всевозможные фильтры, которые следовало заменить – со скидкой, по дружбе. Напарник Игоря – явный голубой по имени Андрей – постоянно влезал в разговор то с какими-то вопросами, то с жалобами на нежелание спускаться за маслом в подвал. В конце концов Игорь принес масло сам и до самого ухода Алексея смотрел на гомика с таким выражением лица, что было ясно, что мало тому не покажется.

Простившись с Игорем, участковый вернулся в поселок, завез покупки домой, переоделся и отправился назад на кладбище. Где и попал в самую гущу событий.

Господи, почему так хорошо начавшийся день, каждому мгновению которого он радовался, обязательно должен был обернуться кошмаром?

 

7.

 

Борис Евгеньевич Филиппов, главный инженер небольшой фанерной фабрики, сидел на балконе своей скромной двухкомнатной квартиры и смотрел в небо.

Жена еще не вернулась с работы, а он взял больничный – что-то прихватило сердце. По правде говоря, последнее время сердце все чаще прихватывало – с тех пор, как ушел в армию сын, его здоровье явно не становилось лучше. Когда сообщили, что Олега отправляют в Чечню, Борис Евгеньевич слег на неделю, жена как могла ухаживала за ним, хотя ей было не легче. Потом были полтора года страшных ожиданий – каждый прожитый день они с Викой – Викторией Львовной, мамой Олега – воспринимали как победу над судьбой. Слава богу, сегодня ничего не случилось.

Слава богу, не сегодня, - вот как зачастую говорили их души про себя.

Они оба верили в лучшее, но прекрасно понимали, куда попал их сын и чем может закончиться его армейская служба. Потому были готовы ко всему.

И Борис, и Виктория сильно сдали за это время. Филиппов из подтянутого бодрого мужчины превратился в почти старика с бессильно опустившимися плечами, его жена все чаще находила у себя новые морщины, а в ее роскошных черных волосах альпийским снегом сверкала седина. И это в ее-то сорок…

Наконец Олег демобилизовался. Живой и здоровый, как сообщал военкомат, и даже с медалями. Правда, как-то раз расположение части, где служил Филиппов – младший, было разбито чеченским бандформированием, но ему повезло – он выжил, один из всех.

В отпуск сын почему-то не приехал, написал, что не отпускают. Военком разводил руками – по его словам, такое было невозможно.

После демобилизации Олег не просто не появился дома, а вообще исчез в неизвестном направлении.

И родители снова ждали его, сходя с ума от неизвестности.

Борис Евгеньевич сидел на балконе, смотрел в никуда, и по заросшей седой щетиной щеке медленно сползала непрошеная слеза. Откуда-то он знал – сын жив. Но эта же отцовская интуиция подсказывала ему – он никогда его больше не увидит.

О, боже. Зачем мы тебе – надоевшие игрушки, пылящиеся в коробке? Выброси нас или зашей, сделай хоть что-нибудь, чтобы мы знали, что ты вообще о нас помнишь.

 

8.

 

Могила ветерана войны Пономарева была варварски разворочена, надгробная плита валялась в одной стороне, памятник – в другой. Из ямы торчали обломки сгнивших досок, из которых когда-то был сколочен гроб. И самое странное и страшное – нигде не было тела.

Не нашли ничего, что указывало бы на местонахождение трупа. Зато другой труп был налицо.

То, что осталось от молодого, но очень известного в Сергеево хирурга Виктора Ильичева, было разбросано в радиусе метров шести от разрытой могилы, как будто он наступил на противопехотную мину. Если бродяге Катерине неизвестные изуверы оторвали голову, то тело несчастного врача вообще потеряло целостность – оно было растерзано на куски. По поляне были раскиданы пальцы, уши, глаза… Казалось нереальным, что весь этот конструктор «Сделай сам» еще вчера был живым человеком. И повсюду была кровь, много крови, вся кровь, какая только есть в человеческом организме.

 Конечно же, снова собралась та же самая толпа, что вчера. Только теперь ситуация была куда более серьезной – на кладбище, кроме сторожа, находились двое милиционеров, главный подозреваемый лежал в бреду (что подтверждено всеми троими), и даже бомж Евграф, он же Евграфов Михаил Сергеевич, большую часть ночи провел в доме сторожа.

Собственно говоря, Евграфу беспокоиться было не о чем – видя, что осталось от Ильичева, милиция могла разыскивать либо стаю волков, либо обезумевшую мясорубку. Ни один самый жестокий убийца просто физически не смог бы так разорвать человеческое тело.

Пробелов в любой версии было предостаточно – во-первых, где тело Пономарева. Во-вторых, где следы убийцы?

Как и в случае с Катериной, их не нашли.

Начальство разъехалось, пригрозив Губареву и Вдовцову увольнением из органов и судом. Патологоанатомы кое-как собрали останки врача и тоже исчезли. Остались только удрученные, ничего не понимающие Алексей и Кирилл, необычно молчаливый дед Степан, до смерти напуганный Евграф и бледный, еле стоящий на ногах Олег Филиппов, который, казалось, с минуты на минуту упадет в обморок.

В глазах солдата жил непреодолимый ужас.

А вот Кирилл Вдовцов был настроен решительно. Он крепко прихватил чуть не повалившегося в обморок Евграфа за локоть и негромко проговорил:

-          Ну что, будем разговаривать?

-               А о чем разговаривать-то? – пробормотал перепуганный бомж.

-               Сам с трех раз не догадаешься? Ну-ка, дурочку мне тут не ломай, - прикрикнул опер, - давай, выкладывай все, что знаешь, сука, или в эту же яму ляжешь! Как зовут тебя?

-               Евграф…

-               Ты мне имя настоящее говори, а не кликуху!

-               Нет у меня настоящего имени, какая тебе-то разница, как меня зовут, я же для тебя – животное! - Евграф неожиданно попытался вырваться, - да не знаю я ничего, начальник, неужто думаешь, что это я его… так?

-               А чего ночью в сторожку приперся? Значит, что-то видел!

-               Ничего я не видел! Я же на лавке спал, у крыльца. Вы, когда этого… ну, товарища вашего провожали, меня не заметили. А потом такой крик поднялся – боже упаси! Ну, я это… испугался, значит, и давай в дверь стучаться. Меня дед впустил.

-               Испугался… чего испугался-то? – не сдавался Кирилл, - вашего брата напугаешь!

-               Да ты чего, начальник, я же видел, что с Катериной-то… мне же пожить-то все равно еще хочется, хоть хреновая, а жизнь…

Вдовцов махнул рукой. Бомж, похоже, действительно ничего не видел.

А его настоящим именем он все равно еще поинтересуется…

 

 

9.

 

-Ну, и что будем делать? – Вдовцов рухнул на крыльцо сторожки, как куль с мукой, - честно тебе скажу, Леха, столько лет в уголовке работаю, а такого еще не видел. Ладно бы еще просто убийцу найти не могли – так нет, я даже представить себе не могу, кого надо искать. Ты видел, во что Витьку превратили? Я много видел, я на войне был, но такого и представить себе не мог!

Кирилл перевел дух и, как это у него водилось, закурил. Только на этот раз Губарев не стал его одергивать, а сам полез за сигаретами.

-Жалко Витьку, - безжизненным голосом сказал он, - я себя чувствую так, как будто сам его убил. Если бы не мы, поехал бы он себе спокойно домой…

-Эй, дружище, ты давай не передергивай. Кто знал, что так случится? Ты мне вот что скажи. Ты глаза нашего бойца видел? Тогда, когда… ну, сам понимаешь, когда. Ты прав – он что-то знает. У него морда такая была, что краше в гроб кладут. Надо нам с ним поговорить по душам, и чем скорее, тем лучше… кстати – а где он, мать его?

Губарев вскочил, как пружиной подброшенный. Он понял, что в последний раз видел Олега, когда они вместе возвращались к дому.

Вдовцов сразу сообразил, в чем дело. Влетев в сторожку и чуть не опрокинув на пол ведра с водой, он проорал прямо в лицо деду Степану:

-          Где он? Куда пошел?

Прошин только махнул рукой в сторону зарослей за аллеей. Кирилл, а за ним и Алексей опрометью бросились в кусты, не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки. Чертова солдата надо было поймать во что бы то не стало – возможно, он уносил с собой разгадку всей этой дьявольской истории.

Они неслись по кладбищу, пытаясь одновременно оглядываться по сторонам. Обзору сильно мешали кусты, и когда участковый в очередной раз повернул голову, то немедленно врезался во что-то твердое, скрытое зеленью зарослей, и кубарем покатился по земле. Бегущий рядом Вдовцов зацепился за его ногу и тоже рухнул под негодующий хруст ветвей.

Похоже, погоня бесславно закончилась.

Солдат сбежал.

Губарев поднял голову, с трудом поднялся, стер с лица кровь, текущую из многочисленных ссадин и царапин, и принялся разглядывать так некстати остановившее их препятствие.

Это была стена небольшого фамильного склепа, каких хватало в старой части кладбища. Судя по замшелой надписи над входом, принадлежал когда-то семье дворян Полуектовых, и последний усопший – поручик Преображенского полка Семен Григорьевич Полуектов – занял свое место в последнем пристанище рода 27 февраля 1914 года.

Дети и внуки Семена Полуектова, если они были, похоронены, вероятно, либо в Канаде, либо где-нибудь в окрестностях Магадана.

-Ну что, бегун? – с разочарованием на лице поинтересовался уже поднявшийся Кирилл, - приплыли? И где нам теперь искать этого гребаного бойца?

Алексей только развел руками, одна из которых мгновенно отозвалась острой болью в области плеча. Все-таки падать в кусты совершенно неинтересно.

Было до боли обидно за свое глупое падение, прекратившее погоню.

-          Сейчас поищем… - неуверенно предложил он.

-               -Ага, он во-он там на пенечке сидит, нас ждет, - усмехнулся Вдовцов, - сейчас к трассе выйдем, поищем там. Не в лес же ему бежать.

-               А свалка?

-               Вряд ли, она же в другой стороне.

Но только они собрались уходить, как из склепа послышался какой-то звук.

 

10.

 

Склеп вырос перед Олегом так неожиданно, что он чуть не врезался в его позеленевшую от мха стену. Вот сюда он и заберется! Какая разница, где делать то, что он задумал, лишь бы эти двое ментов не помешали ему осуществить его план.

Для его исполнения требовалось совсем немного времени, но вполне достаточно для того, чтобы преследователи его догнали. А в склеп они могут и не зайти… Пронесутся мимо, не обратив внимания, и дело с концом. А он тем временем сделает все, о чем все последнее время думал.

С трудом отодвинув тяжелую, вросшую в землю дверь, явно отлитую из бронзы – и как ее еще не сдали на лом? - он проскользнул внутрь.

В склепе, как и положено, было сыро и мрачно. Свет едва проходил сквозь маленькие узкие окошечки. Вдоль дальней стены располагались пять могильных плит. Он автоматически пробежал глазами таблички, написанные старым стилем, с буквой «ять» и твердым знаком, - семья мелких дворян Полуектовых. Валентин, Ирина, Евгений, Григорий, Семен.

Спите спокойно.

Быстро оглядев склеп, Олег быстро обнаружил то, что искал. Начал готовиться… Тут за стеной раздался шум, а за ним донеслись звуки голосов.

Преследователи были рядом.

Филиппов затаился, боясь дышать – ему казалось, что звук его дыхания слышен издалека. Но тут его подвел собственный организм - он был еще слишком слаб, да еще пробежался. На какое – то мгновение в глазах потемнело, и он, не удержав равновесия, суетливо затанцевал на надгробии Григория Валентиновича Полуектова, произведя тем самым изрядный шум.

Его заметили – дверь начала со скрежетом открываться.

 

 

 

 

11.

 

Едва заглянув в сырой полумрак склепа, Губарев понял, что происходит. Олег стоял на могильной плите, сжимая в руках толстую веревку, очевидно, прихваченную из сторожки деда Степана. Один конец веревки был переброшен через потолочную балку, а из другого Филиппов скрутил петлю и явно собирался набросить ее себе на шею.

Проклятый солдат собирался повеситься. Этого участковый допустить не мог.

Алексей бросился к Олегу, намереваясь стащить его с надгробия. Тот же явно хотел довести начатое до конца и, как только Губарев оказался достаточно близко, неожиданно въехал ему ногой в челюсть. Черт, он же в Чечне служил, -промелькнуло в сознании отлетающего к стене милиционера, - значит, парень серьезный…Филиппов тем временем набросил петлю на шею…

Помешать ему Губарев не успевал.

Положение спас Кирилл, влетевший в склеп вслед за Алексеем. Мгновенно оценив ситуацию, он запрыгнул на соседнюю плиту и, поняв, что вытащить солдата из петли не удастся, с разворота влепил Олегу пяткой в голову. Затем перескочил к Филиппову и, подхватив обмякшее тело, снял веревку с шеи.

Вдовцов тоже служил в очень серьезных войсках.

Губарев вздохнул с облегчением, но тут оказалось, что занавес еще не опустился и действие только начинается.

 Крышка гроба, в котором покоились останки Семена Полуектова, вдруг поползла вбок, и в открывшейся щели появилась голова, а вернее – череп покойного поручика.

Глаза зомби неярко светились в полутьме склепа.

Алексей охнул и прижался к стене, парализованный ужасом.

 

12.

 

Прошло несколько секунд, прежде чем Губарев обрел способность шевелиться. Он не отличался повышенной чувствительностью, а многолетняя работа в милиции еще больше закалила его нервную систему. Но сейчас Алексей чувствовал, что либо сошел с ума, либо мир вокруг него сошел с привычной орбиты и несется по траектории летучей мыши прямиком в ад.

Перед ним разворачивалось действие, не имевшее ничего общего с реальностью и казавшееся фрагментом из фильма ужасов. Связь с настоящей жизнью оборвалась в тот момент, когда вдруг сдвинулась каменная крышка, и из под нее показалась ужасная голова создания, которое в принципе не могло существовать.

Живые мертвецы существуют только в кино и книгах – эта прописная истина  известна каждому здравомыслящему человеку.

Но достаточно трудно отказать в реальности чудовищу, которое вот-вот выпустит тебе кишки.

А мертвец явно собирался сделать именно это – с глухим ворчанием, больше похожим на бульканье закипающей густой жидкости, он начал отодвигать тяжелую крышку, не сводя светящихся зеленым жутких глазниц с участкового. Приоткрылся рот – черный провал, усаженный обломанными, но длинными и острыми клыками. Посмотрев на когти, которыми зомби отодвигал плиту, Губарев понял, как погибли Ильичев и Катерина…

И как погибнет он сам.

Чудовище не отрываясь смотрело на Алексея, будто гипнотизируя его, и продолжало вылезать наружу. Показались костлявые плечи, украшенные лохмотьями чего-то наподобие военного мундира, впавший живот, плотно прижавшийся к позвоночнику, ноги – почти голые кости…

Когти тянулись к Губареву – медленно, но настолько уверенно, что участковый понял – мертвец жаждет крови, эта жажда неутолима, она заставляет встать давно умершего человека и дает ему вторую жизнь, настолько ужасную, что по сравнению с ней ад кажется сказкой…

И остановить это чудовище невозможно – оно глухо ко всему, кроме своего голода, и не способно мыслить по-человечески. Оно уже не человек, все присущее живому умерло вместе с телом.

Костлявые лапы тянулись к Алексею, и он вдруг сделал шаг навстречу, сам себе ужасаясь. Зомби звал его, каким-то непостижимым образом ломая волю, и не было ни сил, ни желания сопротивляться этому зову…

Положение спас Кирилл Вдовцов, которому сегодня на роду было написано всех спасать. Положив еще не пришедшего в себя Олега на пол, он обернулся – и увидел милый тет-а-тет Губарева с полусгнившим костяком, намеревавшимся сделать из него такой же скелет.

Опер не мучился раздумьями, откуда взялось это невероятное создание. Он сделал то, что и следовало – не теряя ни секунды, выхватил из кобуры под мышкой пистолет и всадил всю обойму в голову и торс твари.

Гнилая плоть разлеталась в стороны, истлевшие кости рассыпались прахом, но мертвец продолжал ползти к Алексею. Остановил его только выстрел в голову, раздробивший покрытый редкими длинными волосами череп. Ужасные зеленые глазницы погасли.

-               Чего тормозишь? – заорал Вдовцов Губареву, - ждешь, пока остальные подоспеют? Пошли отсюда, помогай солдата вытащить!

  Война дает человеку очень много навыков, не используемых в обычной жизни, и калечит его психику, но учит быстро ориентироваться в любой ситуации. Кирилл знать не знал, подоспеют ли остальные, но счел за лучшее скорее убраться, чем проверить это на собственном опыте.

С сознания Алексея словно бы спала пелена. Он подскочил к Вдовцову, стараясь не смотреть на то, что лежало у открытой гробницы, помог поднять уже приходящего в себя Олега. Думать было некогда – надо было действовать.

Тут с треском разлетелась крышка соседнего гроба, и оттуда почти выпрыгнул второй мертвец, еще ужаснее первого – хребет монстра украшал гребень, как у рептилии, череп был странно вытянут, клыки торчали вперед.

И с них капало что-то наподобие желтой густой слюны.

 Зомби успел зацепиться когтистыми лапами за ботинок Филиппова, когда рявкнул сначала «макаров» Губарева, а за ним – сменившего обойму Кирилла. Голова и ребра чудовища превратились в костяное крошево, страшные когти разжались.

-               Уходим, пока не поздно, - шепотом прокричал Алексей и открыл заскрипевшую дверь склепа.

И тут же понял, что лучше бы не открывал.

 

 

13.

 

Вокруг склепа с глухим ворчанием топтались не менее десяти мертвецов, один краше другого – вместо лиц ужасные маски смерти, разложившаяся плоть, клыки, покрытые желтой слюной, почерневшие кости, длинные когти-кинжалы…В воздухе стоял отвратительный запах гниения. Твари чувствовали живых, их адский голод требовал удовлетворения, им хотелось одного – рвать человеческую плоть. На всех зомби виднелись либо остатки военной формы, либо боевые награды.

Жутко смотрелись звезды Героев Советского Союза и ордена Славы на этих кошмарных бестиях.

Вставшие из могил солдаты шли в бой. Сегодня началась новая война, и новый командир призвал их в строй. Только не было больше перед ними прежних великих целей – защитить родину, отстоять мир, прогнать захватчиков. Ими руководил пес войны – страшный демон разрушения, который поселяется в душе любого, побывавшего на войне и вынужденного убивать. Этот пес дремал, пока не появился проклятый, душа которого превратилась в обиталище демона. Теперь, как и обещала старая чеченка, пес шел за Олегом повсюду и поднимал умерших солдат, побуждая их убивать и разрушать без причины. Война , как и разруха – не в писсуарах, она в головах и сердцах людей. У пса войны нет целей, он хочет только крови, и ему все равно, чья это кровь – стариков или младенцев. Развязав первую войну, древние вызвали к жизни монстра, справиться с которым невозможно – он будет вечно искать добычу, пока не воцарится над всей Землей, уничтожив ее. Война может иметь какую угодно причину, но конечная ее цель – смерть, ибо ей руководят не генералы, а древнее чудовище, алчущее крови и страданий.

Солдаты Армагеддона ждали свою добычу.

Губарев смотрел на них, стараясь не смотреть в пустые, светящиеся зеленым провалы глазниц – он прекрасно помнил, чем это чревато. Алексей с ужасом вспоминал, как шел навстречу монстру против своего желания, испытывая какое-то странное безразличие к собственной жизни. Он и сейчас чувствовал этот зов, но старательно подавлял в себе желание бросить оружие и присоединиться к строю войска тьмы.

Мертвецы приблизились, и участковый будто бы очнулся. Подняв пистолет, он тщательно прицелился и выстрелил прямо в глаз ближайшей твари – почти голому костяку с остатками сгнившей плоти. Череп зомби разлетелся на части, обезглавленное тело секунду-другую сохраняло равновесие, конвульсивно цепляясь когтистыми лапами за воздух, потом тяжело рухнуло на землю.

Момент замешательства обоих сторон закончился – с диким ревом мертвецы бросились в атаку.

Сзади несколько раз бахнул пистолет Вдовцова, и еще два зомби расстались со своей второй жизнью. Губарев пытался прицелиться еще раз, но не успел – проклятые монстры приближались слишком стремительно. Он выстрелил наугад еще четыре раза, каждый выстрел поднимал облако костяной пыли, но атаку мертвых это не остановило. Прямо перед Алексеем внезапно вырос рослый, почти не тронутый  разложением мужик средних лет. Внешне он еще очень мало напоминал солдата тьмы- только светились зеленым человеческие глаза. Что-то очень знакомое участковому было в этом почти еще человеке…

- Костя! – внезапно заорал из-за спины Кирилл, - Леха, не трогай его, это же Костян, мы же с ним служили…

Тут Губарев понял, кто перед ним – Костя Шилов, сослуживец и друг Вдовцова, погибший на прошлой неделе в автокатастрофе. Но медлить и предаваться сентиментальным раздумьям было нельзя, и Алексей вскинул руку с пистолетом…

Тут откуда-то сбоку в него врезалось тяжелое, мерзко пахнущее тело. Зомби с огромным гребнем на спине и нереально длинными лапами, больше напоминающий сюрреалистическую собаку, чем человека, сбил участкового с ног, и они вместе покатились в траву. Мертвец обладал невероятной силой – все усилия Алексея сбросить его с себя были безуспешны. Монстр вдавил Губарева в землю, занес над ним когтистую лапу и торжествующе заревел, орошая свою жертву вонючей желтой слюной.

Оглушенный и почти лишенный возможности двигаться участковый в последний момент вывернул руку с намертво зажатым в ней  «Макаровым» и нажал на курок.

Пуля, выпущенная из пистолета системы Макарова, не обладает большой скоростью полета, и на большом расстоянии это оружие почти бесполезно. Но выстрел в упор производит страшные разрушения, в чем Губарев и убедился на практике.

Пуля прошла через грудную клетку зомби, проделав огромную дыру и перебив на вылете правое плечо. Одна из лап чудовища оказалась недвижимой.

Мертвец не сдавался – он просто не знал этого понятия. Уцелевшей рукой он ударил Алексея в голову.

Теперь хватка монстра ослабла, и Губарев успел увернуться, но по левой щеке и шее потекли горячие струйки. Покойник издал победный рев, снова занес лапу, но участковый выпустил последнюю пулю из обоймы прямо ему в пасть.

Верхняя челюсть монстра отлетела далеко в кусты.

Стряхнув с себя зловонный мешок с костями, Алексей вскочил, на ходу перезаряжая пистолет, и оглядел поле боя.

Вся площадка перед склепом была усеяна костями уничтоженных монстров. Олег лежал у дверей склепа и должен был вскоре прийти в себя. Странно, что мертвецы не добрались до беспомощно валявшегося солдата, подумал Губарев. Кирилл Вдовцов направлял пистолет на того, кто еще недавно был его другом Костей Шиловым.

- Костян, это же я, Кирилл, - негромко приговаривал опер, - слышишь меня? Ты же не такой, как они, правда?

Зомби в ответ только негромко рычал, плотоядно глядя на человека. Пистолет в руке Вдовцова каким-то образом сдерживал его – видимо, даже мертвецу было понятно, что гремящая железная штука несет смерть. А может быть, не до конца еще исчезли остатки человеческой памяти…

- Кирилл, убей его! – хрипло заорал Губарев, смахивая с лица кровь, -  это уже не Костя, дурак!

- Да я же с ним воевал… - твердил свое Вдовцов, - Костян, вспомни, как мы с тобой в Баграме…

Кирилл так и не договорил, что именно они с Костей Шиловым творили в Баграме. Легкий ветерок донес до мертвеца запах свежей крови, а этому зову он сопротивляться не мог. С воплем, напоминавшим лай бешеной собаки, зомби бросился на запах. Губарев не задумываясь выстрелил три раза подряд.

Костя повалился на землю с простреленной головой.

- Ты что наделал, сука, ты что наделал! – закричал Вдовцов, и на какое-то мгновение Алексею показалось, что опер либо выпустит в него всю обойму, либо просто задушит. Но вместо этого Кирилл медленно подошел к телу Кости, сел на траву рядом с ним и заплакал.

Есть только одна вещь хуже, чем потерять друга, - потерять его дважды.

 

14.

 

Утерев слезы, Кирилл поднялся на ноги.

- Леха, ты прости меня, дурня, - тихо проговорил он, - я, похоже, слегка не в себе был. Ну, Костя… и все такое, сам понимаешь.

- Забыли, - у Губарева было ощущение, что он и вправду убил не монстра, а друга Вдовцова Костю Шилова, - рвать нам отсюда надо, и быстрее, пока еще кто-нибудь не нарисовался…

Кирилл подошел к Олегу, который уже сидел на земле, тряся головой. Вся левая щека превратилась в сплошной синяк.

- Здорово я тебя, - хмыкнул опер, - давай, поднимайся, пойдем.

- Я же говорил – мне нельзя здесь оставаться, - с отчаянием выкрикнул Филиппов, - почему вы меня не послушали! И кто просил мне… мешать. Так бы всем было лучше!

- Чего ты разорался, - негромко сказал Губарев, - сказано тебе – пошли, значит, вставай. Висельник хренов…

- Да это же все из-за меня! – уже чуть не плача, кричал Олег, - вы думаете, почему они меня не трогают!

И правда, во время баталии Филиппов лежал без сознания, и всем было не до него. Он был легкой добычей для зомби, но никто из них его не тронул.

- Вставай, сказал! – повысил голос Вдовцов, - надо выбираться, там разберемся, кто в чем виноват.

Олег упрямо не вставал с земли.

- Вы идите, а я лучше останусь. Меня все равно не тронут. Я лучше уйду…

- Знаем мы, куда ты уходишь – в петлю башкой, - перебил Кирилл, - или дальше в путь – мертвяков поднимать. Слушай, мальчик, мне с тобой долго базарить времени нет, или ты встанешь и быстро пойдешь с нами, или я тебя так отмудохаю, что всю жизнь будешь от зеркала шарахаться. Вопросы есть?

От волнения Вдовцов перешел на сленг, характерный для него в задушевных беседах с подозреваемыми, потому вопросов не было.

Первый зомби появился, когда они еще не успели отшагать полпути.

 

15.

 

Дед Степан допил крепкий черный чай из старой потрескавшейся кружки и включил радиоприемник. С тех пор, как начались странные убийства, у него душа была не на месте. Ставшее привычным и совсем не страшным кладбище вдруг превратилось в чужую, пугающую местность. Прошин не боялся за свою жизнь – он вообще не был пугливым человеком, да еще считал, что жизнь свою уже прожил и бояться уже нечего. Просто старик чувствовал, что происходит что-то такое, чего еще не бывало, и испытывал чувство противного душевного дискомфорта.

По радио шло обычное бормотание, доводящее до слушателей последние городские новости. Дед сел за стол, но долго оставаться на одном месте не мог – пол будто рвался из-под ног, а ноги стремились за ним угнаться.

- Э-эх… - вздохнул сторож, - что ж делается-то…

За дверью послышались отчаянные крики и что-то похожее на бульканье.

Дед бросился открывать, на всякий случай схватив из ящика с инструментом топор.

Вряд ли он сделал это осознанно – скорее всего, интуитивно понял, что пришло другое время, когда нельзя просто так открывать двери.

Старик Прошин распахнул дверь, держа наготове свое оружие, и увидел такую картину, что забыл даже перекреститься по своей давней привычке, пережившей советскую власть и малоразвитый капитализм.

Со стороны свалки во всю прыть несся отчаянно орущий Евграф, а за ним…

Таких тварей дед Степан не видел никогда – похожие на оживших мертвецов, но почему-то на четырех лапах, с длинными клыкастыми мордами и светящимися зеленым глазами. Хребты чудовищ украшали костяные гребни, придающие им сходство с первобытными ящерами. И эти кошмары, явно вышедшие из страшного сна, явно хотели догнать бродягу.

Не переставая вопить, Евграф влетел в сторожку, едва не сбив старика с ног, и рухнул на пол, тяжело дыша. Дед захлопнул дверь и заложил засов.

Как выяснилось, очень вовремя – в закрытую дверь с грохотом врезался костяной монстр.

Бомж сидел на полу и никак не мог отдышаться. Его глаза бегали по сторонам, как у затравленного зверя, и выражали только смертельный ужас.

- Это… кто? – только и смог спросить сторож.

- Откуда… я зн-наю… - с трудом переводя дух, ответил Евграф, - как менты разъехались, я на свалку пошел… ну, подальше отсюда… по пути кореша встретил, он тоже на свалку через кладбище шел. И тут эти из могил поперли – его на месте порвали, в клочья, а я вот… убежал…

- Ну и уроды, прости господи, - перекрестился наконец старик, - да что же это на свете творится? Сколько живу, никогда такого не видел! Это что же- упыри, что ль, какие?

- Да уж точно не ангелы божьи, - усмехнулся Евграф.

Тут разговор был прерван самым бесцеремонным образом – со звоном разлетелось оконное стекло, и в пустой проеме возникла отвратительная морда костяного дракона. Чудовище как будто смеялось над жалкими смертными, пытающимися спастись за хрупкими стеклянными окнами.

Евграф пронзительно заорал – он еще не отошел от пережитого ужаса, но у деда Степана нервы были покрепче – сторож подскочил к окну и всадил топор в жуткую морду твари.

Раздался хруст разрубленной кости.

Монстр взвыл и отпрянул назад. Один из светящихся глаз погас, половина челюсти была срублена напрочь – Прошин был крепкими стариком. Но отступать чудовище не собиралось – взлетели когтистые лапы, и зомби пошел на повторный штурм.

Дед Степан захлопнул тяжелый деревянный ставень в ту самую секунду, когда тварь должна была оказаться внутри. Снова кости глухо брякнули о дерево, раздался разочарованный рев…

- Ну что, друг, - тяжело дыша, сказал Прошин, - выходит, мы с тобой теперь в плену!

 

16.

 

Отвратительно воняющий мертвец с длинными редкими волосами выпрыгнул из кустов прямо на плечи Вдовцову. Страшные когти вонзились в плечо Кирилла, чуть-чуть не задев шею. Опер был мастером по части подраться, но адское создание было почти неуязвимо и нечувствительно к боли. Напрасно Вдовцов пытался вывернуться – монстр явно был сильнее. Несколько минут шла борьба не на жизнь, а на смерть, и смерть имела явное преимущество.

Губарев поднял пистолет, приставил к виску мерзкой твари и нажал на курок.

Щелк! – отозвался «Макаров».

Алексей похолодел. Он даже не подумал, что в бою с зомби расстрелял весь свой боезапас – не рассчитывает наша милиция на долгие перестрелки! От отчаяния он схватил подвернувшийся под руку камень и начал долбить по уродливой башке мертвеца, стараясь расколоть ее на части.

Зомби утробно рычал и пытался отмахнуться от участкового, как от назойливой мухи. Прижатый к земле Вдовцов одновременно старался сбросить с себя кошмарного соперника и вытащить пистолет. К Губареву присоединился Олег, принявшийся колотить армейскими ботинками по ребрам и голове мертвеца, но все было бесполезно – сейчас монстр расправится с Кириллом и примется за них…

Олег бил чудовище ногами, чуть не плача от собственной беспомощности. Он, сам того не желая, поднял этот ужас из могилы  и сам не может не то что с ним справиться, а даже просто помочь человеку, которого убивают прямо у него на глазах.

- Пусти его, урод! – не своим голосом завопил Филиппов, неистово колотя ногами по спине монстра, - отпусти, сказал, чмо!

Мертвец неожиданно отпустил полузадушенного Кирилла и встал, почти виновато оглядываясь светящимися глазницами.

Олег от неожиданности остолбенел.

Зомби стоял и выжидающе смотрел на него.

Вдовцов поднялся, откашлялся и что было силы ударил чудовище ногой в челюсть. Мертвец угрожающе заревел и занес когтистую лапу, намереваясь снести оперу голову, но Филиппов диким голосом крикнул:

- Стой, я сказал!!!

Зомби неохотно остановился.

- Олег, да он тебя слушается! – удивленно выдохнул Губарев.

- Заставь-ка эту тварь язык в задницу засунуть и так ходить, - отплевываясь, сказал красный и задыхающийся Вдовцов.

Вместо этого солдат что-то негромко сказал чудовищу, и оно начало медленно и неохотно спускаться в ближайшую разрытую могилу, возможно, его собственную.

Зомби спустился в яму и начал старательно закапываться в рыхлую землю.

Кирилл, Алексей и сам Олег были настолько шокированы происходящим, что стояли с раскрытыми ртами.

Не прошло и пяти минут, а о монстре напоминала только рыхлая земля на разоренной могиле…

- Ничего ж себе, - выдохнул наконец Вдовцов, - так это что, ты их всех так можешь уложить?

- Откуда я знаю... – тихо ответил Филиппов, - что они меня слушаются, я тоже не знал...

- Слушайте, мужики, может, рванем отсюда, а? – подал голос Губарев, - вдруг он один такой послушный попался... А у меня патроны кончились.

- Пошли, - моментально согласился Кирилл. Несмотря на обнаружившиеся способности Олега, после драки с зомби он чувствовал себя крайне неуютно.

 

17.

 

Мертвецы слонялись вокруг наглухо закрытого дома, то и дело глухо ворча и пытаясь выломать дверь. К счастью, дед Степан был мужиком хозяйственным и, как только стал сторожем, позаботился о крепости дверей и ставней. Даже зомби с их сверхъестественной силой были не в состоянии преодолеть преграду.

- Дед, у тебя выпить чего-нибудь нет? – спросил съежившийся на сундуке Евграф.

- Вот ведь народ, а! – возмутился старик, - его чуть заживо не сожрали, знай сиди да радуйся, что живой, а он – выпить! Ну алкаш он и есть алкаш...

- Да ладно тебе, старый! Сам бы от этих побегал, как я, тоже захотел бы горло промочить. Заладил – алкаш, алкаш..

- Ну хорошо, хорошо... есть у меня тут малость. Но если будешь еще клянчить – выкину к нехристям! Нам сейчас не об этом думать надо...

Прошин извлек откуда-то из прихожей бутылку водки, налил бродяге почти полный стакан, поставил на стол  хлеб, сало.

- Давай, будь здоров.

Евграф молодецки хлопнул, сморщился, закусил... И перестал дрожать. Глаза стали более ясными, взгляд – осмысленным. Алкоголь иногда вместо того, чтобы опьянять, просветляет рассудок, главное тут – не перебрать...

Дед Степан пристально смотрел на бомжа, пытаясь оценить его состояние.

- Чего смотришь-то... да не буду я больше пить. Надо думать, как выбираться,- сказал Евграф.

- У меня ружье есть, может, попробуем пробиться? – предложил сторож.

- Попробовать, конечно, можно, - согласился бомж, - только ты успеешь свою фузею перезарядить, если их много навалится? Я вот не знаю, отобьюсь топором или нет. Видел, какие они здоровые? И бегают – что твои кони, на четырех лапах.

- Это вообще кто? Мертвецы, что ль, живые? А чего они на динозавров-то похожи?

- Ты меня спрашиваешь? Слушай, отец, а у тебя тут телефон случаем не водится?

Прошин с размаху хлопнул себя по лбу. Телефон у него в сторожке действительно был. И как он мог забыть?

Дед Степан торопливо прошел к столу и вытащил невесть откуда красный дисковый аппарат.

- Ты им что, вообще не пользуешься? – спросил Евграф, - пыльный-то какой...

- Не, не пользуюсь. Кому мне звонить-то? Сын сам приезжает, начальник, когда нужен, здесь...

Сторож торопливо набирал «02».

- Ты куда звонишь-то? Ментам?

- А кому еще звонить-то, - раздраженно отмахнулся Прошин, - в «скорую», что ли?

- Смотри не ляпни, что тут упыри вокруг дома слоняются, а то точно «скорая» приедет.

- Вот об этом я как-то не подумал... – растерялся дед Степан, - а чего сказать-то?

- Да что хочешь скажи, только пострашнее, - посоветовал Евграф, - чтоб быстрее приехали.

- Але, - зачастил в трубку Прошин, - это милиция? Приезжайте скорей на Сергеевское кладбище, тут толпа вандалов. .да, громят кладбище. Бутылки с зажигательной смесью бросают, двоих посетителей убили. Сторож, Прошин моя фамилия. Про-шин. Да, вы только скорее.

- Ну у тебя и фантазия, отец, - восхитился Евграф, - ты откуда про зажигательную смесь-то взял?

- По радио слышал. Там про беспорядки в Гонконге говорили...

Тут ставшие привычными стуки мертвецов в дверь и окно неожиданно прекратились.

Стало тихо, как в гробу.

 

18.

 

Олег шел первым – на случай появления зомби. Отряд уверенно возвращался к сторожке деда Степана.

Странно, но войско пса войны куда-то пропало. Они ожидали встретить по дороге целую армию мертвецов – и не встретили ни одного.

Разрытые могилы им тоже не попадались.

Филиппов раздвинул ветви кустарника и вышел на поляну перед домом сторожа.

Вдоль аккуратных рядов могил и цветочных  клумб, теперь изрядно потоптанных, бродили такие твари, что им и не снились.

Если некоторые из живых мертвецов, виденных ими ранее, чем-то отличались от обычного трупа – имели нечто наподобие гребня на хребте, вытянутые лица, то эти  неупокоенные уже мало походили на людей – ходили на четырех, напоминающих паучьи, лапах, и внешне скорее вызывали ассоциацию с динозаврами, чем с людьми.

Отвратительные создания шастали вокруг сторожки, то и дело пытаясь выломать крепкую деревянную дверь.

- А дед-то живой! – достаточно громко сказал Кирилл.

 Звук человеческого голоса привлек внимание чудовищ. Зеленые глазницы вспыхнули, твари с ворчанием двинулись к людям. Они не торопились, словно зная, что добыча никуда не денется…

Олег с ужасом смотрел на приближающихся монстров. В его голове никак не укладывалась мысль, что он сам открыл этим тварям дорогу в мир людей, а потом выяснил, что имеет над ними какую-то непонятную власть. Похоже, злые колдуны из сказок не имели ничего общего  с реальностью – они хотя бы представляли последствия своих проклятий, а старая чеченка, видимо, нет.

Что же ты наделала, бабка, - подумалось Филиппову, - ты же не меня прокляла, а ни в чем не повинных людей. Это их, а не меня, будут рвать на части холодные мертвые лапы, это они ответят за мою ошибку. Я даже не смогу их защитить, во всяком случае всех…

- Олег, проснись! – завопил откуда-то слева Губарев, - ты что, ждешь, пока они нас сожрут?

И впрямь, отвлекся он невовремя. Твари подбирались к участковому, явно намереваясь вцепиться.

- Стоять! – Филиппов заревел так, что не снилось покойному старшине Ефремову, - ку-у-да?

Чудовища нехотя остановились, ворча и нервно вороша лапами рыхлую землю. Олег чувствовал, что удерживать голодных костяных драконов на месте куда труднее, чем обычных зомби – они не пытались атаковать его самого, но и особенного послушания не проявляли.

- Мужики, давайте быстрее к дому, - негромко сказал Олег, - мне их держать трудно, вот-вот сорвутся…

Филиппов понял, что отдавать монстрам приказы можно и мысленно – зомби прекрасно его понимали. Вот только сил на это уходило многовато… На лбу солдата выступил пот. Он держал чудовищ на месте из последних сил.

Губарев, а за ним Вдовцов побежали к сторожке. Костяные монстры жалобно выли, пожирая глазами уходящую добычу, они скулили, как псы, умоляя хозяина сказать «фас»…

Дед Степан, похоже, наблюдал за происходящим – он распахнул дверь как раз в тот момент, когда Кирилл и Алексей подбежали к крыльцу. Олег отступал к открытой двери медленно, спиной вперед, не сводя глаз с не отстававших от него ни на шаг монстров.

- Олег, осторожнее, не упади, - крикнул Вдовцов, и в этот момент события начали развиваться с удвоенной скоростью.

 

19.

 

Милицейский «уазик» несся по самой короткой дороге, ведущей на кладбище. Собственно говоря, разбитую грязную грунтовку, усыпанную ямами и ухабами, дорогой назвать было трудновато, но легендарному советскому «козлу» такие препятствия были вполне по плечу. Конечно, машину трясло и кидало так, что сидящие в ней милиционеры чувствовали себя как на американских горках, но, как говорится, или удовольствие, или продовольствие.

Сидевший за рулем сержант Ерыгин, которому оставалось полгода до пенсии, повидал на своем веку столько разных дорог, что быстрой ездой по ухабам его было не напугать. Николаич, как по-простому называли сержанта в отделе, пригнулся к рулю и молодецки несся по проселку, изредка отвлекаясь, чтобы стряхнуть пепел с сигареты. Ерыгин был, если можно так выразиться, идейным водителем – к тому времени, как среднестатистический шофер начинал воспринимать машину как надоевшее орудие труда, Николаич все еще находил в своей работе некоторую романтику.

Дежурный экипаж в составе четырех милиционеров ехал на кладбище, где, согласно звонку сторожа, неизвестные подонки буйствовали, оскверняя могилы и нападая на посетителей. Такие случаи происходили в Сергеево нечасто, а в свете последних событий на кладбище вскоре обещала собраться нешуточная милицейская тусовка.

- Николаич, быстрее можешь? – стараясь перекричать рев уазовского агрегата, спросил прапорщик Илья Архипов, старший экипажа.

- Куда ж тебе еще-то быстрее? – искренне удивился Ерыгин, - не на «Феррари» едешь, Илюха! Да и на улице уже стемнело…Не боись, через пару минут будем…

И верно – «Уазик» влетел в открытые задние ворота кладбища и с воем и грохотом полетел прямо по главной аллее, достаточно широкой для автомобиля.

- Рули к дому сторожа! – прокричал Архипов.

- К самому дому не подъеду, - ответил Николаич, - там деревья. Вот, здесь выходим – и ножками…

«Козел» остановился, двигатель смолк. Служители закона вывалились из салона, облегченно вздыхая – понятия «русская машина» и «комфортная езда» до сих пор антонимы.

Держа наготове оружие, милиционеры прошли через кустарник и вышли на поляну перед сторожкой. И застыли от изумления и ужаса.

На поляне стояла жуткая трупная вонь. По направлению к дому, расставив руки, как дирижер, пятился задом какой-то парень в грязных джинсах и военной куртке. А за ним медленно шли какие-то адские твари, похожие не то на мертвых драконов, не то на невероятных дьявольских мутантов… глазницы светились зеленым, а на спинах красовались высокие хребты-гребни.

- Это еще что за херня? – только и смог выговорить Архипов, а ну, парни, задержать его! Там и спросим, что это за уроды… Да нечего на них смотреть, стреляй давай!

Патрульные, не заставляя просить дважды, открыли по чудовищам беглый автоматный огонь. Полетели в разные стороны ошметки гнилой плоти, куски костей… но уничтожить костяных драконов было не так легко. Минуту – другую монстров удерживала воля Олега, но потом милиционеры изменили в сценарии битвы строчку-другую.

Пока двое патрульных и Николаич с грехом пополам удерживали чудовищ на почтительном расстоянии, подъехали еще две милицейские машины. Таким образом огневая мощь возросла, и трое блюстителей порядка во главе с бравым прапорщиком Архиповым смогли обойти монстров и совершили, по их представлению, грамотный поступок.

Они подбежали к Филиппову и повалили его на землю, одновременно выворачивая руки и заковывая их в наручники.

- Архипов! Отпусти его, урод! Илюха, я сказал, отпусти! – диким голосом заорал из сторожки Вдовцов, но было поздно.

Мертвецы не бросились на людей, как голодные волки – они устремились на помощь Олегу.

Первый из монстров, огромный зомби с длинными, похожими на сабли клыками, в два прыжка очутился возле Филиппова. Одного взмаха лапы хватило, чтобы оторвать от Олега патрульных, при этом в воздух полетели обрывки кожи, оторванные пальцы, кисти рук… Поляну оглашали дикие вопли.

Одним движением сломав кольца сковывавших Филиппова наручников, как будто они были сделаны из жженого сахара, а не из стали, чудовища взялись за милиционеров вплотную. Пистолетная обойма, выпущенная Архиповым в упор прямо в грудь мертвому дракону, не возымела никакого действия. Неупокоенный ответил ударом, вспоровшим прапорщику живот, и, не останавливаясь, окровавленной лапой снес полчерепа оказавшемуся рядом рядовому. Торжествующе взревев, тварь резким движением воздела лапы над головой. На длинных когтях болтались кишки, глаза, пальцы…

Оставшиеся если не невредимыми, то хотя бы сохранившие способность двигаться патрульные сочли за лучшее спасаться бегством и бросились в сторону машин. Несколько монстров устремилось за ними, и только донесшиеся откуда-то из-за кустов предсмертные крики  говорили, что бежать им не удалось.

Ерыгин и двое милиционеров отстреливались от наседавших зомби, стараясь не подпустить их к себе.

Вдовцов и Губарев остались в сторожке вместе с Евграфом и дедом Степаном.

Олег, вероятно, перенапрягся, долгое время удерживая зомби на месте. Он тряс головой, пытаясь прийти в себя, и в этот момент чудовища подняли его вверх, как знамя своего ужасного войска, водрузили на плечи и с тем же торжествующим ревом понесли в кусты, где уже вступала в свои права ночь.

 

IV.

МАРШ НЕКРОЛОРДА

 

1.

 

Олег окончательно пришел в себя, когда зомби успели унести его достаточно далеко вглубь кладбища. Сгустились сумерки – даже на открытых участках было достаточно темно, а под сенью деревьев, разросшихся, как на любом погосте, буйно и с размахом, и вовсе царила ночь. Чудовища несли его на удивление аккуратно, при этом издавая удовлетворенное уханье. Зеленый свет, исходящий из ужасных глазниц, теперь многократно усилился, освещая тропу, окружающие ее деревья и множество могил, как целых, так и развороченных вылезающими из них монстрами.

Филиппов испытывал смешанные чувства – он осознавал непередаваемый ужас ситуации, когда мертвые когтистые лапы страшных существ несут его неизвестно куда через ночь, его воротило от мерзкого трупного запаха, но при этом присутствовало какое-то непередаваемое чувство безопасности. Он понимал, что живущий в его душе Пес Войны превратил этих мертвецов в его покорных солдат, которые не знают ни страха, ни боли, которые не остановятся ни перед чем. Зомби не боятся смерти, их выносливости нет границ, а преданность он уже успел оценить – Олег прекрасно помнил, как кошмарные твари бросились под автоматный огонь, чтобы защитить и освободить его. Он видел, как зомби хлестнул лапой, отрывая от него милиционеров, походя разрывая им животы и снося головы. И при этом та же самая лапа невероятно точным и аккуратным движением сломала сковывавшие его запястья наручники, даже не задев кожу. Мертвецы никогда не предадут его, не променяют на сиюминутные выгоды и увлечения, как это свойственно живым, они охотно примут за него вторую смерть. Впервые с тех пор, как его призвали в армию, Олег не чувствовал себя настолько в безопасности. Будь эти твари втрое страшнее, зато им можно довериться. Они не люди, у них нет присущих людям слабостей…

Правда, они больше всего на свете любят убивать этих самых людей…

Глаза мертвых освещали окрестности мягким зеленым светом, напоминавшим Филиппову подсветку панели приборов в машине отца. Когда они  возвращались откуда-нибудь вечером и папа включал фары, панель светилась таким уютным и теплым светом, что маленький Олег засыпал на сиденье…

По щеке скатилась непрошеная слеза. Как все это теперь далеко! И как хочется туда вернуться…

Но под ним по-прежнему ухали зомби, а вокруг расстилалось кладбище.

 

2.

 

Николаич понял, что до сторожки ему не добраться, когда кисть его руки исчезла в пасти навалившегося на него мертвеца. Тварь расправилась с патрульными настолько легко, что, казалось, ей нипочем автоматные очереди. Увидев прямо перед собой отвратительную удлиненную клыкастую морду, Ерыгин с размаху ударил по ней бесполезным пистолетом – патроны к тому времени закончились. Это был скорее жест отчаяния, чем атака – «Макаров» отскочил от видоизменившегося черепа монстра, как горох от стены, щелкнули челюсти… правая рука сержанта почти по локоть исчезла в зловонной пасти. Захрустели кости, брызнула кровь, и страшный крик водителя взлетел к совершенно безучастному к его судьбе небу.

К чести Ерыгина, надо сказать, что он не растерялся, даже потеряв руку и находясь в совершенно безвыходном положении – он уже понял, что зомби смертны. Упав на землю и уже чувствуя на себе нешуточную тяжесть костяного дракона, он почувствовал, что уцелевшая кисть нащупала на земле что-то плоское, наподобие металлической коробочки. Поднеся предмет к глазам, Николаич увидел, что плоская штуковина – не что иное, как его собственная бензиновая зажигалка. Пальцы нащупали колесико, раздался треск пламени…

Ерыгин вонзил зажигалку прямо в светящуюся зеленым глазницу твари.

Мертвец завизжал, как недорезанная свинья. Забыв про сержанта, он вскочил и закружился на месте, пытаясь вытряхнуть из глаза горящую зажигалку, либо хотя бы погасить ее, но бесполезно – огонь быстро распространялся по страшной морде. Движения чудовища становились все более хаотичными, рев переходил в бульканье... монстр повалился на землю, скатился в ближайшую яму и затих. О его присутствии напоминал только мерзкий запах горелого мяса.

Николаич с трудом поднялся и, пытаясь зажать левой рукой ужасную рану в правой, заковылял к сторожке. На его счастье, уцелевшие в драке зомби ушли, унося с собой странного солдата.

Из дома выскочили Кирилл Вдовцов и Алексей Губарев, работавшие с Ерыгиным в одном отделе. Добежав до сержанта, теряющего от боли сознание, они подхватили его на руки и быстро понесли к двери. На пороге стоял старик – очевидно, тот самый сторож, что вызвал милицию.

Последнее, что видел и слышал Николаич, прежде чем провалиться в темноту, - встающий на дыбы костяной монстр, выскочивший из кустов, и дикий вопль со стороны сторожки…

 

3.

 

Когда из кустов неожиданно появилось еще одно чудовище, судьба всех находившихся на поляне была предопределена. Оставшиеся без боеприпасов Кирилл и Алексей вместе с потерявшим сознание Ерыгиным были обречены – шансов справиться с зомби врукопашную не было, а пути к бегству были отрезаны – монстр находился между ними и сторожкой.

Чудовище встало на дыбы и заревело, готовясь расправиться с добычей.

В этот момент со стороны дома раздался ответный крик.

Через поляну огромными прыжками несся бомж Евграф. С воплем, больше напоминавшим боевой клич первобытного человека, он размахивал топором деда Степана. Длинные волосы и борода бродяги развевались от быстрого бега, он скорее походил на идущего в атаку викинга – берсеркера, чем на самого себя. Эта картина смотрелась настолько необычно, что Вдовцов и Губарев замерли на месте, впившись глазами в Евграфа.

Монстр, похоже, тоже не ожидал такого поворота событий. Он развернулся к Евграфу и взмахнул когтистой лапой, явно намереваясь снести тому голову.

Бомж проявил невероятное для бродяги-алкоголика проворство. Припав на бегу на одно колено, он ловко увернулся, пропустив лапу чудовища над головой, а потом неожиданно выпрямился и нанес зомби страшный удар топором по голове.

Кто бы мог подумать, что безобидный пьяница Евграф способен на такой удар – голова мертвеца распалась надвое, как орех. А бомж наносил удар за ударом, разнося костяного монстра на куски – все четыре лапы побежденного чудовища конвульсивно дергались, пытаясь из последних сил вцепиться в противника.

- Чего уставились? Тащи его в дом! – заорал Евграф, отрубая зомби уродливую кисть.

Вдовцов охнул и вместе с Губаревым потащил Ерыгина к сторожке. Евграф последний раз рубанул топором по врагу, превратившемуся в груду костей, и устремился за ними, но из-за деревьев прямо ему на плечи прыгнул второй мертвец.

Этот зомби еще не превратился в костяного дракона, но Вдовцов прекрасно помнил, какой ужасной силой обладают даже такие неупокоенные. Однако бомж и тут оказался не лыком шит – он резко развернулся, почти стряхнув с себя тварь, и всадил топор в бок мертвеца.

Тот ответил разъяренным воем и ударил Евграфа лапой в грудь.

Губарев и Вдовцов дотащили наконец сержанта и, сбросив его на руки Прошину, повернули назад, на помощь бродяге. Но помощь была уже не нужна – посередине поляны валялись изрубленный недвижимый мертвец и окровавленный, безуспешно пытающийся подняться Евграф.

Опер оказался возле бомжа первым. Он с легкостью подхватил его на руки и быстро вернулся с ним в сторожку. Алексей бежал за ним, подобрав топор.

Наконец все были в доме. Дед Степан закрыл дверь и облегченно вздохнул.

Все внимание было приковано к Евграфу. Бомж умирал – вся шея и грудь были разодраны когтями побежденного им монстра. Последние вздохи вырывались из искалеченной груди…

- Ну как же ты так, а? Евграф, друг, - Кирилл тряс бродягу за плечи, как боевого товарища. Собственно, так оно и было – бомж спас жизнь им всем, при этом отдав свою.

- Миша, - прохрипел тот, пытаясь сесть.

- Что? – не понял Вдовцов.

- Миша меня зовут… Евграфов… Михаил Сергеевич… друг… - успел прошептать Евграф до того, как его взгляд помутнел и сердце остановилось.

- Да уж…- задумчиво, как будто эпитафию произносил, сказал дед Степан, - упокой тебя Господи, Евграфов Михаил Сергеевич. Чудовищеборец…

 

4.

 

Нет, нет! Я не хочу становиться таким же, как они, только не это!

Ты и не станешь таким, как они. Ты будешь повелевать ими. Ты получишь власть, но не власть человека над людьми, а настоящую Власть, власть над живыми и мертвыми. Ты станешь властвовать над мертвыми, а живых по своей воле обращать в своих солдат. У тебя будет неограниченная свобода, и никто никогда ее не отнимет.

Но я же уподоблюсь этим мертвым убийцам, разве нет? Я буду нести ответственность за каждого убитого ими человека, это то же самое, что убивать самому, только еще страшнее…

Ты и так отвечаешь за каждого. Пока твоя душа – будка Пса Войны, каждое преступление, совершенное мертвыми, на твоей совести, хочешь ты того или нет, - ведь именно Пес поднимает их из могил… Они идут за ним, и это не закончится никогда, пока не исчезнет проклятие.

А когда оно исчезнет?

Ого, а сам не догадаешься? Проклятие может снять только тот, кто его наложил – ты что, книжек не читал? Иногда они говорят правду.

Но ведь старуха…

Именно. Она умерла и может являться тебе сколько влезет, но снять собственное предсмертное проклятие не сможет. Пес Войны всегда будет с тобой, и пока он с тобой – ты бессмертен.

Скорее уж – не жив не мертв…

Часть твоей души уже давно мертва. Собственно говоря, очень мало людей сохраняют живой всю душу. Но ты – скорее не человек, ты Некролорд, повелитель мертвых. Твоя власть велика…

А ответственность?

Перед кем? Не смеши меня, в тебе просто слишком много человеческого. Перед людьми? А ты часто отчитывался о своих поступках перед мухами, которых давил? Ведь их судьбами ты тоже распоряжался.

Но есть же, в конце концов, бог…

Ха! Бог! Ты его видел? Ты ощущал – ну хотя бы когда-нибудь – его вмешательство в твою  жизнь? Причем такое, которое не объяснялось бы стечением обстоятельств? Разве он остановил тебя, когда ты убивал старуху? Разве предупредил, что это не враг? Ты ведь не хотел убивать, тебе пришлось. Неужели богу трудно было бы сделать так, чтобы никому не приходилось никого убивать?  Он очень удачно пошутил над людьми – предложил им самим решать, что делать, натравил друг на друга, а сам смотрит со стороны, ни во что не вмешиваясь, и пугает своим судом. Разве тебе нужно такое посмертие? Нужны крошки с его стола? Ты сам теперь бог. И сам волен решать, кому жить, а кому умереть, кого казнить, а кого помиловать. Ты – Некролорд! Вспомни, когда твои.. э-э.. слуги несли тебя по кладбищу – был момент, когда тебе это нравилось. Мертвые лучше живых, они не бросят и не предадут тебя, они будут с тобой до последнего дня, хотя ни о каких последних днях нечего и говорить – нет в мире силы, которая победит тебя. И надо всего лишь пойти на некоторые… изменения, скажем так, слиться с Псом Войны.

И что, нет способа снять проклятие?

Второй выход всегда есть. Но нужен ли он тебе… На этот вопрос ты можешь ответить только сам – на все вопросы, которые мы задаем себе, знаем ответ только мы сами. Так что думай, Некролорд… думай!

 

 

5.

 

Тело Евграфа лежало на столе, накрытое пледом из запасов деда Степана. Николаич, перевязанный и накормленный снотворным, спал на кровати. Сам сторож, Вдовцов и Губарев сидели на сундуке.

- Куда они парня-то утащили? – нарушил молчание Прошин.

- Да черт их знает… - задумчиво протянул Кирилл, - надо бы его найти. Вот только как? Ума не приложу – у нас патронов нет, один топор остался…

- Много ты топором навоюешь, - фыркнул Алексей, - ну, одного завалишь, другого, а потом?

- Подожди, чего мы паримся? – вдруг оживился опер, - столько народу служивого на кладбище пропало! Да тут скоро вся милиция будет!

- Если их пропустят, - хмуро сказал дед Степан, - эти-то вишь какие соображалистые стали. И старшой у них теперь есть…

- Какой такой старшой? – вскинулся было Губарев, но тут же сник. Прошин первым высказал вслух мучившую всех мысль – с кем теперь Олег? Все прекрасно видели, как зомби слушались его, как бросились ему на помощь… Не предпочел ли он встать на их сторону? Несмотря на очевидную чудовищность, такая позиция явно поднимала его над миром людей, давала ощутимую власть…

- Я и сам не знаю, отказался бы я от такой власти… - покачал головой Кирилл, - и его осуждать трудно, соблазн большой. И выхода никакого.

- Как никакого? – возмутился Алексей, - выбор всегда есть.

- Ты что, Леха, книжек не читал никогда? У него такой выбор, какого врагу не пожелаешь. Эти уроды улягутся по местам, только если Олег умрет, ты еще не понял? Они же идут за ним, уж не знаю почему. Вот ты бы что выбрал?

Губарев серьезно задумался.

- Чего думать-то? – встрял дед Степан, - ясное дело, жизнь бы ты выбрал. И я тоже. Чтобы за людей богу душу отдать, героем надо быть, а мы не герои. Вон там, - он мотнул головой в сторону стола, - настоящий герой лежит, каких на тысячу один…

- Слушайте, мужики, а они в поселок не полезут? – вдруг встрепенулся Вдовцов, - у меня же там семья…

- Полезут, к бабке не ходи, - ответил сторож, - видал, как им кровищи-то хочется? А семья там не только у тебя… Надо что-то делать, пока они народ не перегрызли.

- Как бы отсюда выбраться? – Кирилл обхватил руками голову, - остановить их надо, любыми путями…

- Уазик! – вскрикнул вдруг замолчавший на какое-то время Губарев, - надо прорваться к машине и искать, куда они Олега утащили. Если его отобьем, может, все и обойдется!

- Как ты прорвешься с ним на руках, - Вдовцов показал на Ерыгина, - и где искать?

- А что – сидеть здесь и ждать, когда эти за тобой придут? Ты видел, какими они стали? А во что через неделю превратятся? – горячо заговорил Алексей, - да если и не придут, мы же тут с голоду помрем!

Опер открыл рот, чтобы ответить, но вмешался дед Степан.

- Нечего тут спорить, мужики – он дело говорит. Давайте думать, времени у нас, чую, мало…

Кирилл закрыл рот и достал сигарету.

- Ну что ж, думать так думать!

 

6.

 

Олег сидел посередине небольшой площадки на городской свалке, неподалеку от кладбища. Вокруг него широкими кругами расположились мертвецы – ближе всех к нему самые страшные монстры, за ними – только начавшие изменяться, дальше всех – обычные зомби. Филиппов пытался думать о том, как выйти из положения, но в голове гвоздем засело слово «Некролорд». Он никак не мог привыкнуть к мысли, что он теперь – повелитель армии живых мертвецов, и ему придется выбирать, что принять – эту ужасную корону или собственную смерть…

То, что другого выбора у него нет, он уже понял – проклятие исчезает либо будучи снятым его наложившим, либо вместе со своим носителем. Старуха умерла, значит, остается только он.

Мертвецы вокруг него зашевелились, начали издавать какие-то странные звуки. Уханье, подвывание и стоны неупокоенных сливались в общий фон, в котором Олег постепенно начинал различать нечто напоминающее мелодию. Над свалкой поплыла заунывная песня мертвых…

В середину круга медленно вышел огромный костяной дракон, присел на корточки, закачался в такт ужасной мелодии. Зомби пели все громче, мертвец раскачивался все сильнее и сильнее. Филиппов заметил, что остатки плоти на теле монстра лопаются, и из трещин вместе с каплями мутной жидкости показываются…

Да, именно головки червей.

По мере того, как усиливались голоса поющих песню мертвых, невероятно длинные белесые черви опутывали зомби. Он все так же раскачивался, но различить, где у него голова, а где лапы, было уже очень трудно – чудовище превращалось в огромный клубок червей. Олега тошнило от безумного отвращения, но он не мог оторвать глаз от этой страшной картины.

В центр круга вышел еще один монстр и начал повторять движения первого, за ним – еще … Когда три покрытых вонючей слизью комка червей начали сплетаться в один, постепенно приобретший очертания огромного чудовища, Филиппов все-таки не выдержал и потерял сознание.

 

 

 

 

7.

 

 

План, придуманный узниками сторожки деда Степана, был прост.

Двое – а этими двумя могли быть только Вдовцов и Губарев – должны были добраться до машины и вернуться за Прошиным и Николаичем. Кирилл настаивал на том, чтобы пойти одному – при самом плохом раскладе потеря одного человека лучше, чем двоих. Алексей и дед Степан возражали – у двоих больше шансов дойти. В конце концов сошлись на том, что опер и участковый пойдут вдвоем, но тут сторож хитро прищурился и сказал:

 - Слушайте, мужики, а чего мы тут головы-то ломаем? Вы вот как думаете, почему Николаич прямо к дому не подъехал? Проезда тут нет, вот почему! Ладно, вы, а я-то чего думал, пень трухлявый…

- То есть как – нет?

- Да вот так – нет, тут аллейка пешеходная, узенькая. Дом когда строили, вокруг уже могилы были… не сносить же! А ко мне грузовики не приезжают, зачем дорогу-то делать.

- Значит, идем вместе! – Губарев разрубил рукой воздух, - машина совсем близко должна быть!

- Вместе не дойдем, - хмуро возразил Кирилл, - как ты с одним топором прорвешься? Дед Степан старый уже, Николаич вряд ли в себя до утра придет… А его тащить кому-то надо. Сожрут всех, и точка. Нет, надо кому-то одному идти, брать машину, вызывать подмогу и искать Олега.

- Кто пойдет? – спросил Алексей, - может, я?

- Да нет, я сам пойду, - не уступил Вдовцов.

- И что нам – спички тянуть?

- Да ну вас, - махнул рукой Прошин, - взрослые мужики, а все в войну играете… Я так мыслю, Кирилл воевал, да и покрепче будет, ты уж, Леша, извини… Но и ты тоже, видно, не лыком шит, а одному там делать нечего. Идите-ка вы вдвоем, а мы уж тут как-нибудь отсидимся, будем подмогу ждать. Дом у меня крепкий, а скоро Николаич в себя придет, хоть чем, да поможет, если что.

- Но.. – начал было возражать Кирилл, но дед не дал ему сказать.

- Я сказал – идите. Если прорветесь, то только вдвоем, а не прорветесь – какая разница, как нас сгрызут – вместе или по отдельности.

- Ладно, отец, - Вдовцов поднялся, взвесил в руке топор, - ты держись, если что…

Сторож   проводил их до двери, открыл засов. Милиционеры один за другим растворились в ночной темноте. Прошин быстро захлопнул дверь.

- С богом! – услышал Алексей из-за двери.

Очертания «уазика» и двух «Жигулей» вырисовывались в лунном свете совсем недалеко, за кустами.

- Ну, брат, пошли! – выдохнул Вдовцов, и они, стараясь не шуметь, побежали к машинам.

Гонка с Псом Войны началась.

 

8.

 

Олег приходил в себя медленно, слишком медленно. Что-то в нем изменилось за то время, пока он лежал без сознания. Он как будто видел мир немного по-другому, как будто стал меньше и слабее. Как будто отдал кому-то часть своего тела и души и превращается в собственную тень.

Филиппов поднял голову и попытался встать. Он действительно ослаб, поднять на ноги собственное тело, которое  уже не казалось ему таким легким, было непросто. Справившись с этой задачей, он несколько секунд постоял, чувствуя в мышцах легкую дрожь, как после тренировки со штангой, и начал осматриваться по сторонам.

Зомби уже не сидели, сбившись в круг – часть шастала по свалке, очевидно, в поиске жертв, часть просто валялась на земле.

Совсем как живые люди, решившие отдохнуть.

Олег повернул голову и окаменел.

На том месте, где танцевали свой дьявольский танец костяные монстры, стояло настоящее чудовище – огромный, в полтора человеческих роста пес, сплетенный из костей и сухожилий, местами покрытый разлагающейся плотью. Кое-где на теле твари шевелилась шерсть – только присмотревшись, Филиппов понял, что это не шерсть, а те самые черви, что оплетали танцующих мертвецов.

Глаза пса светились ярко-красным светом.

- Кто ты? – почти бесшумно спросил Олег, хотя уже знал ответ на свой вопрос.

- Пес Войны, - раздалось где-то внутри его сознания, - дух смерти, которого ты поселил в свою душу.

- Я не звал тебя, ты пришел вместе с проклятием, - ответил солдат, сам содрогаясь от мысли, что разговаривает с таким чудовищем.

- Ты услышал мой зов, как и все, кто попадает на войну, - ответил Пес, - услышал и начал убивать. А это означает, что я стал частью тебя. Люди, побывавшие на войне, никогда больше не будут просто драться, даже выпив лишнего. Они будут стоять насмерть, потому что знают закон.

- Какой закон?

- Если не ты – то тебя, - единственный закон, который действует в этом мире. Просто на войне он намного быстрее постигается.

- Ты говоришь, как человек…

- Я и есть человек. Война – это истинная природа человека, только люди воюют и находят в этом удовольствие. Поэтому я – воплощение настоящей сущности человека. У меня много лиц, я всегда разный… сейчас я – это ты.

- Как это?!

 - Тебе что, объяснить по шагам? Надо же, как плохо люди знают собственную темную половину – ты же по сути разговариваешь с самим собой! Ладно, объясню. Ты убил ни в чем не повинную старуху – это раз.

- Но я…

- Знаю, знаю. Это была случайность. Но она прокляла тебя, и я получил билет на проезд в твою душу. Это два. Потом ты позволил мне расти – а я расту с каждым поднявшимся трупом, - это три.

- Но я не позволял тебе расти!

- Как это? А почему ты бросился в бега, бродяжничал, а на твоем пути восставали мертвые солдаты, и ты об этом знал. Ты не остановил меня – значит, позволил расти. А ведь тебя предупреждали. Помнишь?

…Олег помнил. В ту ночь, когда он убил старуху, на развалинах какого-то аула он встретил старшину Ефремова, у него на глазах разорванного взрывом. Старшина держал в руках собственную голову, глаза которой светились зеленым.

- Ты поднял меня, - прохрипела голова старшины, - и я не упокоюсь, пока не упокоишься ты… И я буду убивать, хотя не хочу этого, но моими руками будешь убивать ты. Ты выпустил в мир войну, теперь она сможет прийти в каждый дом. Будь проклят, убийца!

Ефремов, или, вернее, тот, кто раньше был Ефремовым, глухо заревел и побрел куда-то, спотыкаясь, как слепой, осторожно держа в руках оторванную взрывом голову…

- Ты предпочел собственную жизнь тысячам чужих. Что ж, тебя трудно винить, - продолжал Пес, - почти любой сделал бы так же. И, наконец, выбор снова встал перед тобой, совсем недавно – помнишь?

- Но я не знал, что делаю выбор!

- Мы делаем какой-нибудь выбор каждую минуту, только не замечаем этого. Каждая мелочь – знак, и каждый шаг – выбор. Ты сделал его, и теперь ты становишься мной. Твоя темная часть переходит в меня, а светлая скоро ослабнет и исчезнет. И тогда…

Надо всего лишь пойти на некоторые… изменения… слиться с Псом Войны.

Так вот что означала эта фраза! Теперь Олег понял все. И тогда мышцы его слабеющих ног не выдержали, он упал на землю и зарыдал. Он кричал так, что, казалось, это воет Пес Войны, в которого ему предстояло превратиться.

 

9.

 

Вдовцов так разогнался, пробегая через кусты, что не заметил какой-то кучи под ногами. Споткнувшись, Кирилл выпустил топор и кубарем покатился по земле, больно ударившись головой о какой-то камень.

Это был вывороченный могильный памятник.

Отчаянно тряся головой, чтобы погасить вспыхнувшие в глазах звезды, Вдовцов скорее почувствовал, чем увидел, что куча, о которую он споткнулся, поднимается в человеческий рост. И тут же раздался пронзительный крик Губарева.

Вдовцов бросился вперед, как цепной пес. В тот момент он не задумывался ни о собственном состоянии, ни о том, где валяется выпавший из руки топор…На войне он понял совсем не ту истину, что исповедовал Пес – помоги тому, кто в беде, и он поможет тебе. Алексею требовалась помощь, и Кирилл спешил к нему.

Куча, о которую запнулся Вдовцов, оказалась вылезающим из могилы зомби. Опер перелетел через него, а Губарев со всего разгона угодил прямо в лапы чудовища. Мертвец сгреб участкового одной лапой, почти лишив его возможности двигаться, и замахнулся другой, чтобы нанести смертельный удар. Алексея отделяли от смерти доли секунды.

Кирилл успел, или, вернее, почти успел – неупокоенный успел ударить. В момент удара Вдовцов с разбега ударил его ногой в голову, закрутившись в воздухе, почти как Ван Дамм в кино – фирменный прием, освоенный еще в спецназе. Такой удар не выдержал даже солдат Пса Войны – он отлетел в сторону и грузно упал на землю. Когтистая лапа  успела зацепить Губарева совсем чуть-чуть, но левая рука участкового бессильно повисла вдоль тела.

- В машину! – заревел Кирилл, оглядываясь в поисках топора. Алексей не заставил просить себя дважды – он сорвался с места, как Бен Джонсон. Вдовцов подобрал топор и побежал за ним, с трудом уворачиваясь от лап поднявшегося разъяренного мертвеца.

Губарев прыгнул на водительское сиденье «уазика», забыв о дикой боли в перебитой руке, и потянулся здоровой к замку зажигания.

Ключа не было. Конечно, это же не американский боевик, где ключи всегда оказываются в замках зажигания, либо герой точно знает, как соединить провода, хотя до этого всю жизнь работал бухгалтером.

Все напрасно, - проскочило в голове, - сейчас этот гад просто разорвет нас на части. А значит, погибнут дед Степан, Николаич и еще бог знает сколько ни в чем не повинных людей, пока либо кто-нибудь не поймет, как остановить эту чуму, либо весь мир не будет населен мертвецами… Погибнут миллионы людей….

Рука случайно легла на панель над приборной доской. Панель, как у всех старых «уазиков», была металлическая, а на ней лежали ключи.

Видимо, Николаич в спешке бросил их туда, чтобы не оставлять в замке.

Где-то сзади послышались крики и глухие удары – это Кирилл, поняв, что оторваться от монстра не удастся, задом отступал к машине, отмахиваясь от рычащего зомби топором.

- Леха, ну что ты там? Заводи! – проорал Вдовцов, с трудом отбивая удар чудовища. Два  мертвых пальца отлетели в кусты, но мертвец не обратил на это внимания – боли он не чувствовал, - ну, иди сюда, сука, я тебе глаз на задницу натяну и моргать заставлю!

Вряд ли Кирилл смог бы выполнить свое обещание, но дрался он как безумный – твари не удавалось пробить его защиту. Но она и не торопилась, как будто понимала, что человеческие мышцы скоро устанут, а ее мертвые кости неутомимы…

Губарев повернул ключ. Стартер завертелся, но заводиться двигатель не спешил – что-то чихало, но безуспешно. Алексей пинал педаль газа, как кровного врага, но в конце концов чихи прекратились вовсе.

Перелил, - в панике подумал участковый, повернул ключ еще раз, не трогая больше акселератор. Аккумулятор слегка подсел – двигатель проворачивался все медленнее. Губарев похолодел, но в этот момент двигатель начал «схватывать» - завертелся быстрее, начал кашлять и все-таки завелся. Алексей нажал на газ, выкручивая обороты до предела, мотор отозвался диким ревом. Вдовцов, уже с трудом машущий своим оружием, отступил уже на середину аллеи. Мертвец следовал за ним.

Участковый включил фары, со скрипом вогнал первую передачу и, вынужденный рулить одной рукой, бросил сцепление. «Уазик» резво сорвался с места. Губарев вывернул тяжелый руль влево, и неупокоенный исчез под колесами. Алексей затормозил.

- Влезай! – крикнул он, и Кирилл в мановение ока оказался в салоне. Участковый снова выжал газ и помчался по аллее в направлении свалки. Когда обороты двигателя дошли до предела, он надавил на сцепление.

- Кирилл, переключи – у меня рука не работает!

Вдовцов рванул рычаг коробки передач, не смог воткнуть вторую – коробка отозвалась железным лязгом. Вогнал сразу третью – машина дернулась, но мощный мотор простил такую вольность и начал набирать обороты.

- Куда едем? – перекрикивая рев двигателя, заорал Губарев.

- Выезжай на свалку, там посмотрим!

Пока они ехали по кладбищу, им на глаза попались несколько зомби. Странно, но мертвецы не обратили на них особого внимания – они будто целеустремленно куда-то шли.

Автомобиль, цепляя склонившиеся ветви деревьев, выскочил из ворот кладбища и притормозил.

- Ох ни хрена себе, - удивился Кирилл, - в жизни не думал, что такое увижу…

Со всех сторон к свалке собирались живые мертвецы – как обычные зомби, так и страшные костяные монстры. Не обращая внимания ни на что, они спешили к какой-то непонятной цели.

 

10.

 

Олег лежал на земле, тупо констатируя, что красный свет, исходящий из глаз стоящей рядом дьявольской твари становится все ярче и ярче. Он прекрасно понимал, что это означает, - ведь его собственное зрение ухудшалось с каждой минутой.

- Если я становлюсь тобой, почему я еще в этом теле? – спросил он.

- Твоя светлая сторона еще борется, - был ответ, - когда она перестанет сопротивляться, ты будешь смотреть моими глазами, и тогда начнется истинный Марш Некролорда – ты пройдешь по земле победителем, поселишь на ней войну, которую никто не сможет выиграть.

- Но это же… война ради войны!

- Именно. А любая война бывает только ради войны.

- Неправда, Пес! Есть две войны – одна без цели, война безумцев, твоя война. И другая – война людей за свою землю, за своих детей, это война с тобой.

- Ты читал слишком много глупых книжек. Если это так, то почему ты сейчас лежишь здесь, и твой разум сливается с моим, а твои солдаты стекаются со всех окрестностей, ожидая конца слияния?

Олег осмотрелся и увидел, что вся свалка занята множеством живых мертвецов.

- Они ждут тебя, Некролорд. Ты поднял их из могил, и они ждут твоего сигнала к началу Марша.

Филиппов был слишком слаб, чтобы отвечать, да и не хотелось продолжать эту жуткую беседу, которая все больше напоминала разговор с самим собой.

Он прикрыл глаза и внезапно увидел свалку, но так, как будто смотрел через красное стекло. Собиравшиеся в поход мертвецы представились ему бравыми солдатами, выступающими в марш за правое дело, а себя он почувствовал полководцем. Осталось только дать отмашку, чтобы полки двинулись в атаку. Он взмахнул рукой… и куда только девалась эта противная слабость? Рука была налита могучей, непреодолимой силой.

Черт, откуда на ней эти когти? И почему…

Олег заорал, а Пес вторил ему своим дьявольским хохотом.

- Что, появилось мое зрение, Некролорд?

 

11.

 

- Нам что, - туда?

Губарев показывал слегка трясущейся рукой в сторону свалки.

- Туда, туда… Куда им – туда и нам.

- Но.. может, лучше дождаться подмоги? – неуверенно спросил Алексей.

- Некогда нам ждать, Леха, - твердо сказал Вдовцов, - ты что, не чувствуешь, как все меняется? Они же собираются в кучу, как солдаты на войну. И, чувствую я, наш друг к этому руку приложил. Не успеем сейчас – можем опоздать навсегда. Ты представляешь, что будет, если вся эта кодла сейчас на город попрет? Чем ты их остановишь – ядерной бомбой, что ли?

- Но они же просто сожрут нас, и все! – голос Губарева дрожал, - ты видишь, сколько их?

- Вижу. Но смотри – они же на нас даже не смотрят! Они идут куда-то, к цели, и ты понимаешь, к какой. Эту цель надо уничтожить, и сделать это надо сейчас, или никогда… Да ты не думай, что я слова красивые говорю – я воевал и знаю, что такое на смерть идти, понимаю, что мы, скорее всего не вернемся… Но если каждый сам за себя – это же их война получается, а наша война – за всех, мы же люди, Леха, люди, а не зомби!

- Да хватит мораль читать, я же не говорю, что не пойду, - огрызнулся Алексей, но было видно, что Вдовцов пристыдил его, как пойдем-то? Вот так дуром и полезем?

- А ты предлагаешь артиллерии дождаться? – усмехнулся Кирилл, - так и полезем. Дай-ка я за руль сяду, а ты здоровой рукой топор держи.

Они молча поменялись местами, Вдовцов запустил мотор, и «уазик», подпрыгивая на ухабах, поехал в сторону свалки. Мертвецы угрюмо таращили на них зеленые буркала, но ничего не предпринимали.

 

12.

 

Филиппов то смотрел вокруг собственным слабеющим зрением, и тогда ему было страшно, то глазами Некролорда, и тогда он торжествовал и жаждал крови. Причем последнее повторялось все чаще. Пес умолк – видимо, он тоже нелегко переносил слияние. Каждый раз, когда исчезал Олег Филиппов и появлялся Некролорд, многочисленные зомби начинали ликующе реветь, когда их ужасный кумир исчезал, они снова становились безразличными угрюмыми тварями.

- Ты еще здесь? – послышался голос Пса Войны.

- Здесь, - еле ворочая непослушным языком ответил Олег. Теперь он был полностью уверен, что говорит с самим собой.

- Они уже близко.

- Кто они?

- Твои бывшие друзья. Пока мы с тобой были по отдельности, они были предоставлены сами себе. Сейчас, когда мы сливаемся, - они беспомощны. Они либо твои, либо мои. Может произойти непоправимое – постарайся ускорить процесс…

Олег хотел спросить, как, но сам понял, что для этого достаточно просто расслабиться и перестать сопротивляться. Тогда он, став в очередной раз Некролордом, останется им навсегда…

Мир вокруг в очередной раз стал кроваво – красным. Некролорд вдруг увидел, что прямо через свалку несется машина с двумя Живыми. Он различал даже кровь, текущую по их жилам. Красную, теплую, солоноватую кровь. Кровь… Кровь!!!

Пес Войны заревел, и огромная когтистая лапа дала отмашку.

 

13.

 

Мертвецы и впрямь вели себя странно – куда только девалась безумная злоба и голод. Они совершенно не обращали внимания на несущийся мимо «уазик», как будто не видели двух людей в его салоне.  Вдовцов гнал машину, мастерски объезжая бредущих зомби, хотя, в принципе, мог этого и не делать. Живых трупов становилось все больше и больше, по мере приближения к центру свалки появилось ощущение, что вокруг расстилался настоящий некрополис.

-Куда же они все прут, а? – спросил Губарев, морщась от отвратительного трупного запаха, висящего в воздухе, - у них там что, общий сбор, что ли?

- Похоже, так и есть, - ответил Кирилл, вертя баранку, - я даже догадываюсь, кто его протрубил.

- Я тоже. Слушай, мне вот только непонятно, чего они нас не трогают?

- Ты меня спрашиваешь? Откуда я-то знаю? Только не к добру это…

Машина стремительно приближалась к центру свалки, туда, где толпилось не меньше сотни тварей самого жуткого вида.

- Ох ни хрена себе, - выдохнул Алексей, - смотри-ка какое чучело…

Действительно, в толпе мертвых выделялся огромный монстр, похожий на колоссальных размеров собаку. Перед чудовищем бессильно распростерлось человеческое тело.

- Это же Олег, - сказал Вдовцов, - значит, сюда нам и надо…

Филиппов пошевелился, и вдруг громадная тварь с ревом махнула ужасной лапой, и воздух наполнил леденящий душу вой сотен мертвых глоток. Зомби пошли в атаку.

Кирилл прибавил газу, переехал двух особо прытких мертвецов, ловко увернулся от внушительных размеров костяного дракона и понесся прямо на ревущее собакообразное чудовище.

- Леха, как полезут – руби топором, - заорал он, - может, пробьемся!

Губарев не заставил просить дважды. Он изо всех сил молотил топором по уродливым мордам цеплявшихся за машину монстров, проклиная больную руку и тесный салон «уазика». Вдовцов попытался проскочить между кучей мусора и здоровенным зомби, но тут машину занесло, она врезалась в каркас сгоревшей «копейки» и перевернулась.

Кирилл ударился головой о приборную доску и потерял сознание.

 

14.

 

Некролорду еще мешал глупый слабый человечишка, который сам все для себя решил, но никак не хотел в этом признаться. Он уже почти полностью вступил в свои права, но слабое сопротивление мальчишки не давало ему реализовать свою власть окончательно. Некролорд, уже получивший такую нужную ему силу, не мог воспользоваться ей в полной мере.

- Я же человек, - услышал он слабый голос откуда-то из глубин сознания, - я же человек, а не зомби. Я не хочу нести людям смерть и слезы.

- Ты уже не человек, дружище, - ответил Некролорд, - ты стал мной, ты отдал свою душу Псу Войны, и теперь отступать некогда.

- Ты же сам говорил, что выбор есть всегда, - возразило гаснущее сознание Олега, - и я намерен уничтожить тебя.

- Поздно, поздно! Ты упустил то время, когда мог меня убить. Теперь я буду решать, что делать! А тебе придется смотреть, как мои солдаты будут рвать твоих бывших друзей.

- Пока мы оба существуем, - ты бессилен, - сказал Олег, - придется тебе постоять на месте, пока мои, как ты выразился, бывшие друзья не убьют тебя.

- Тебе не удержать меня, человек.

- Я не человек, - спокойно ответил Филиппов, - я Некролорд, ты что, забыл?

 

15.

 

«Уазик» дважды перевернулся и снова встал на колеса, помяв кузов и разбив стекла. Мотор заглох,  Кирилл уткнулся в руль, залив металлическую панель кровью из рассеченной брови. Губарев чувствовал себя не лучше – мало того, что левая рука была перебита проклятым мертвецом, авария добавила пару сломанных ребер, разбитый нос и выбитый зуб.

- Кирилл, ты живой? – Алексей тряс Вдовцова за плечо.

- Живой… вроде, - опер с трудом поднял голову, - Ё моё, Леха, я, по-моему, ногу сломал…

Действительно, правая нога Кирилла была вывернута под каким-то невероятным углом. Любая попытка прикоснуться к ней или пошевелиться причиняла ужасную боль.

- Смотри, опять остановились, - шепотом сказал Алексей.

Зомби снова впали в состояние полного безразличия – они шастали по свалке, как неприкаянные, наталкиваясь друг на друга. Собакоподобный монстр замер совсем недалеко от «уазика», периодически мотая головой, будто разговаривал сам с собой. Время от времени его глаза начинали светиться красным, и тогда мертвецы активизировались, иногда чудовище смотрело грустным человеческим взглядом, и армия тьмы возвращалась к прежнему одурманенному состоянию.

- Торопитесь! – донеслось до них. Это явно сказал дьявольский пес, но знакомым человеческим голосом.

- Это Олег, - почти прокричал Вдовцов, - Леха, надо действовать, и быстро. Сейчас пробиваем в бензобаке дыру, запускаем мотор, я направляю машину на этого урода и выпрыгиваю, а ты поджигаешь бензиновую дорожку. Все ясно?

- Но ты же…Сгореть можешь, - только и смог сказать Губарев.

- Конечно, могу, если ты не подождешь, пока я вылезу.

- Может…я?

- Да ну, о чем ты? Ты вести не сможешь, а я и с одной ногой до этой мрази доеду. Главное – подожди, пока я вылезу, и сразу поджигай. Да не тормози ты! Возьми что-нибудь острое и попробуй пробить бак.

Алексей подобрал металлический прут, но пробить дыру в баке не смог.

- Открой капот и продырявь патрубок после бензонасоса, - сказал Кирилл, - но не сильно, иначе не заведемся. Сделал?

- Ага, - отозвался Губарев.

Вдовцов повернул ключ, молясь всем богам мира, включая языческих. Двигатель чихнул и завелся.

- Течет? – спросил опер.

- Течет, отозвался Алексей.

- Зажигалку возьми, - Кирилл бросил зажигалку участковому.

Губарев повернул колесико, появился узкий язычок пламени.

- Давай с богом!

Вдовцов вогнал передачу, выдернул подсос, перенес левую ногу на педаль газа и утопил ее в пол. Двигателю не хватало бензина, но с места машина тронулась и покатилась по наклонной прямо туда, где стоял ужасный пес. На земле блестела бензиновая дорожка.

Кирилл видел отсутствующее выражение на морде чудовища.

- Ну, кутя, постой так еще минутку, - прошептал он, - не двигайся…

Машина подъехала совсем близко. Осталось только выскочить из машины, но тут запоздало выяснилось, что заклинило дверь. Да и пес дернулся, глаза вспыхнули красным. Монстр заревел.

Нельзя терять времени, понял Кирилл. Выражение морды пса менялось  каждую секунду – дьявольские красные глаза то зажигались, то гасли, уступая место грустному человеческому взгляду. Каждый раз, когда глаза вспыхивали, мертвецы поднимали торжествующий вой.

- Быстрее, больше не могу! – крикнул пес голосом Олега.

Вдовцова отделяли от чудовища считанные метры.

- Поджигай! – дико заорал он, - вот и все. Вот и…

Огонь пробежал по бензиновой дорожке, догоняя машину.

Взрыв охватил огненными объятиями «уазик» и ревущего Пса Войны.

 

 

 

 

16.

 

Алексей сидел на крыльце сторожки рядом с дедом Степаном. Рука, закованная в гипс, висела на перевязи. После событий на свалке прошло две недели. Многочисленные ушибы и переломы мешали ходить и шевелиться, но процесс выздоровления уже начался.

Дед закурил.

- Ты у Кирилла-то был? – скорее констатируя факт, чем спрашивая, спросил старик.

- Был, - бесцветным голосом ответил участковый.

- Как у него там? Нормально? А то мне последние дни некогда, - ремонт, и все такое…

- Нормально. Цветы только повяли, а так все аккуратно, как положено.

- Это ерунда. Вот земля осядет, памятник поставим…

- Поставим, - согласился Алексей, - ему не только памятник, - золотой крест поставить надо.

- Да не надо ему никакого креста, - махнул рукой Прошин, - он когда эту мразь взрывал, не о крестах думал – а о том, чтобы мы с тобой живы были, да детишки его росли…

- Дед, ты как думаешь – а война действительно никогда не заканчивается? – тихо спросил Губарев, - вон, нас даже здесь нашла…

- Не знаю, думаю, что заканчивается, только ведь война-то у каждого своя. Вон, Кирилл, упокой господи его душу… Он свою войну выиграл.

 

17.

 

Получив извещение о гибели сына, Борис Евгеньевич Филиппов не запил и во все тяжкие не пустился – он просто постарел, в считанные недели превратившись из бодрого мужчины в старика. В его глазах жила теперь только боль, неизбывная и страшная. Он давно чувствовал, что больше не увидит Олега, и теперь жил воспоминаниями о тех днях, когда сын рос, взрослел… Иногда по утрам Филиппову - старшему казалось, что ему приснился кошмар, и сейчас из детской выйдет веселый розовощекий Олег, а Вика позовет их завтракать… Но ничего не происходило, и Борис Евгеньевич прижимался к жене и плакал.

Виктория Львовна пережила страшный удар ничуть не легче – она таяла на глазах и последнее время плохо себя чувствовала. Сегодня он все же уговорил ее пойти к врачу и теперь ждал возвращения жены.

Обычно она входила тихо, настолько аккуратно открывая и закрывая дверь, что он не слышал ее. Сегодня входная дверь распахнулась с таким стуком, что Борис Евгеньевич испугался, не случилось ли чего-то страшного. Хотя… что еще страшного могло случиться?

Виктория Львовна появилась в комнате. Она была вся растрепана и явно плакала – глаза были красные и подпухшие, но теперь в них поселилось что-то новое, вытеснившее страшную боль.

- Боря, ты не поверишь… Этого быть не может, но… Боренька, я… я беременна!

Борис Евгеньевич медленно поднялся, подошел к жене, обнял ее… и вдруг заплакал, заплакал в голос, так, как плачут обреченные люди, получившие надежду выжить. Он опустился на колени, прижался лицом к животу Вики и, уткнувшись туда, где находился маленький живой комочек, сквозь слезы проговорил:

- Сынок, вот ты где, малыш? Вернулся, солнышко…. Вернулся!

 

10 июня – 18 июля 2005г.                                                                                            г. Казань